Родители

Моя Вологда

Моя Москва

Тула

Природа и путешествия

Папа и дети. Дневник отца

Мои стихи

Мой мир

ТУЛА

Содержание

• Жизнь во ВНИПИМе
• Сотрудники отдела № 10
• Виктор Федорович
• 10 лет отделу № 10
• Сказочка о мальчиках, девочках и царе Федоте
• Аспирантура
• Новочеркасск
• Колхозные деньки
• Посев
• Сенокос

ЖИЗНЬ во ВНИПИМе

Апрель 1968 г. И вот началась моя трудовая жизнь в Туле. Попал я в отдел математического моделирования ХТП. Первые месяцы я был подвергнут жестокому испытанию - ничегонеделанию. Дело в том, что начальник уехал в продолжительную командировку и поручил меня Э.З.Шульцу. Тот был занят своими делами и дал мне какую-то незначащую и не очень понятную работу. Я разбирался, что то делал и боялся приставать к Шульцу со своими вопросами. Но потом все разрешилось и наладилось. Появились настоящие темы и интересная работа.

На работу мы ходили, как в клуб по интересам. Правда, в отличии от клуба, явка каждый день была обязательна. Иногда работали. Не работали постоянно даже трудоголики, да им бы этого просто никто бы не позволил. Активное, действительно работающее ядро отдела, дающее реальную отдачу, составляло не более 1/3 от всей численности. Мы были молоды, кровь играла, дом, семья - это потом, вечером, это серьезно. А днем, на работе, можно было подурачится, поухаживать за девушками и женщинами, подискутировать, поговорить, попить чай в дружественной обстановке, отметить праздник или день рождения и даже вздремнуть после тяжелой и серьезной семейной жизни. Здесь, на работе, юмор бил ключом, ты мог показать свою эрудированность, если она у тебя была. Мог быть личностью. Работа над темами была что-то вроде приятной нагрузки. Было интересно и за это еще и платили. Здесь можно было почитать газету, полистать польские журналы, которые откуда-то приносил Боря Михалевский. В них были непривычные для нас фотографии с голыми девушками и фривольные анекдоты, которые переводил Боря Михалевский изучая польский язык. Женщины могли обсудить моды, посмотреть модные журналы, выбрать выкройки и даже подготовить их для работы.

Но были и неписаные правила, которые не стоило нарушать - не попадаться с газетой на глаза начальнику, дискутировать так, чтобы голоса спорящих не выходили за пределы комнаты, не делать из комнаты примерочную и при приближении начальника следовало принимать рабочее состояние. К тому, что мы пьем чай два раза в день начальник почти привык. Чай пили во всех лабораториях, кроме лаборатории ВТ, где пили напитки покрепче. Родилась своего рода своя чайная идеология, которую я как-то обнародовал в стенгазете в виде афоризмов:

НЕЧАЯННЫЕ МЫСЛИ

1) Отчаялся, напейся чаю, полегчает
2) Пьешь чай, обстановку замечай!
3) Заваривая чай, не мечтай!
4) Для чая воду не бери из водопроводу
5) Бди, помни дверь у тебя за спиной
6) Включи лишт только чайник, как явится начальник.
7) Сахар в кровь - кулак в бровь!
8) Не объедай соседа, где ты был в часы обеда?
9) Рубль не деньги, чай не коньяк. Но выпьешь чашку ... и хорошо так!
10) Начальнику попавшись с чаем, гляди в глаза отчаянно
11) Как хорошо после обеда попить чайку и провести беседу!
12) Не смейся, пьешь горячий чай! Обожгешься невзначай
13) За стеной звенят бокалы. Водохлебов стало мало?
14) Помни, борьба за сладкую жизнь начинается в Раево!
15) Люблю звон ложек за стеной. Этот звук мне стал родной!
16) Чай не пьешь, откуда силу берешь?
17) Чтоб спокойно есть пирог, отдай шефу кипяток.
18) Чай, конечно не еда, но не вижу я вреда выпить чаю иногда.
19) Когда б машина (М-222)
Не была железной дурой
Хватило ей ума
Заняться чайной procedurой
20) Чай пить, не дрова рубить
21) Чай тульский? Будешь?
22) Хочешь пить научно чай - Похлебкина изучай!

Конечно была и настоящая работа, вечерние бдения с начальником до полночи - когда того требовала обстановка: срочно нужна статья на конференцию или квартальный (годовой) отчет или участие в чей-то кандидатской. Тут своих сил и времени не жалели. Была настоящая работа и в командировках. Работали, если надо и в ночные смены, работали наравне с заводскими. Настоящая, уже физическая работа, была в подшефном колхозе.

Наш отдел не находился в вакууме. Была тесная работа с другими научными отделами, с проектной частью и заводом. Между тремя большими частями единого ВНИПИМа шла незримая война. Завод считал, что лишь они, работяги, достойны в институте высоких зарплат, льгот и почета, а в науке сидят сплошные бездельники, Проект считал главным себя, а Наука справедливо считала, что без ее участия жизнь во ВНИПИМе давно бы остановилась. Даже на колхозных полях была заметна эта конфронтация - шла борьба за то, чтобы их считали лучшими.

Поездки в подшефный колхоз были заметной частью нашей жизни. Для одних это была тяжелая и нелюбимая обязанность, для других - возможность отвлечься от работы, семьи, "оторваться", заработать отгулы и деньги, чтобы потом месяцами устраивать себе отпуск в удобное время.

Кроме трех названных частей ВНИПИМа, была и четвертая - администрация, которая считала своей обязанностью скорее не заботится о нас, а стращать, пугать, наказывать и "учить нас жизни". Не один раз в институте велась борьба за дисциплину - ловили опоздавших на проходной, делали рейды по рабочим местам, заставляли писать объяснительные записки. Главным было, чтобы человек сидел на рабочем месте, а уж чем он там занимается, неважно. Все ветераны наверное вздрогнут при произнесении фамилии АБРАМОВИЧ. Он был самым "страшным", безжалостным вахтером, которого невозможно было разжалобить.
Невозможно не сказать о территории института. В годы его расцвета здесь был настоящий сад с цветами, деревьями. Весной цвели множество сортов сирени, пели соловьи. Осенью на сливах висели плоды.

Авторитет института в СССР был высок. С нами сотрудничал весь союз и зарубежье. Нередко нас навещали местные корреспонденты и писали о нас хвалебные статьи, вроде той, что была в "МК" "Ничто человеческое..." о нашей лаборатории, сравнивая ее с Космическим центром в Хьюстоне.

НИЧТО ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ
Наедине с наукой
"Молодой коммунар" 29 октября 1969 года

НЕСКОЛЬКО лет назад мне пришлось работать в одной из лабораторий опытно-конструкторского бюро синтетических продуктов.
В новом лабораторном корпусе по цветным хлорвиниловым полам царственно расхаживали научные работники, деловито шагали инженеры, опрометью мчались лаборанты, позванивая в такт бегу хрупкой химической посудой...
За матово-стеклянными дверями вершились таинства: в пузатых колбах над спиртовками кипела жидкость, сложная система резиновых шлангов и стеклянных трубок уходила под вытяжку; время от времени наш шеф, обтянутый белоснежным хрустящим халатом, пинцетом погружал в колбы новые компоненты.
Мы, ученики лаборантов, с ужасом сознавали свою беспомощность, отчаянно курили на лестничных площадках, а глядя на работу руководителя группы, презрительно вспоминали последний цирковой "примитив" - иллюзион... А два месяца спустя мы так же ловко собирали и "запускали" всю "систему" и ловко, слегка небрежно, по часам добавляли новые компоненты в подрагивающие от бурного кипения колбы...
Потом мы освоили операции значительно сложней, вели технологический режим на опытно-экспериментальной установке, вырабатывающей новый материал... Но прежде чем получить капролон - так назывался вновь рожденный продукт, - в лаборатории проводились сотни опытов и расчетов, единицы из которых дали, пожалуй, верное решение...
Старую вывеску сменила новая: ВНИПИМ. Звучит совсем солидно, по - "столичному": Всесоюзный научный исследовательский и проектный институт мономеров. Можно добавить: крупнейший в стране среди подобных. По масштабам научной деятельности. По числу научных работников. По технической оснащенности. Наконец, по полезной площади. Он быстрее научный городок: новые корпуса, завод, а границы территории расширяются...
Рассказать обо всем институте невозможно. Поэтому, заранее договорившись с секретарем комитета ВЛКСМ ВНИПИМ Иваном Кобзаренко о цели визита, получаю приглашение посетить лабораторию систем управления.
Работяга-ветер метет стынущий тротуар. Нет-нет, да и кинет он пригоршню листьев в квадрат окна. А за окном, в небольшой комнате - мир иной. Иногда нам невольно приходится приструнивать свое воображение. Для большей объективности. А для лучшей убедительности... Словом, наверное, напиши я, что нахожусь в "центре космической связи", ребята не обиделись бы. Может быть, усмехались потом над наивной неосведомленностью газетчика, не более...
Двум вычислительным машинам тесно в помещении. Пока нет возможности установить третью. А это - неудобства. И самое первое - очередь. Кобзаренко поясняет:
- Каждый научный сотрудник лаборатории вдобавок и оператор машины. Логика налицо: кому решать задачу, как не специалисту, работающему над ней...
Когда-то пришлось услышать: "Где начинается кибернетика, - кончается русский язык". Но в первые минуты беседы с математиком- вычислителем, младшим научным сотрудником комсомолкой Сильвой Буга обнаружилось, что русский язык вовсе "не чужд" работникам лаборатории. Правда, он достаточно "сдобрен" специальными терминами, но от них не уйдешь - математика!
В 1965 году был впервые создан отдел математических методов исследования, в который входили 5 человек, и я в том числе, - рассказывает Сильва. - Дело непривычное, и, несмотря на то, что позади университетское образование, мы, случалось, сомневались в успехе. В эти же дни рьяно взялись сами за освоение математических методов планирования эксперимента. Потом - хождение к химикам с единственной целью - "пропаганда нового метода. Одной из первых "доверилась" нам, воспользовалась услугами группы математиков Людмила Георгиевна Макеева, заведующая лабораторией пластмасс. B тот раз мы дали оптимальные условия получения капролона...
Что изменилось за четыре года? Какова роль лаборатории систем управления в масштабах института?
Математические методы сокращают сроки исследования химических процессов, позволяют экономично получать наивыгоднейшие результаты. Лаборатория помогает экспериментаторам делать опыты. Ее сотрудники имеют дело с аппаратом в виде математической модели. Экономичность химического аппарата зависит от многих различных факторов - температура, давление, расход веществ. Возникает задача - выбрать их оптимальное значение. И если на химической установке делают это долго, неэкономично, - вычислительная машина за считанные минуты дает результаты наивыгоднейшего режима.
Сейчас с этим никто не спорит. Это благо, которым пользуются в повседневной работе сотрудники института. Первые робкие шаги стали огромной двигательной силой.
О начальнике лаборатории, тридцатидвухлетнем кандидате технических наук Савелии Глузмане подчиненные говорят лаконично:
"справедлив, человеколюбив...", "никогда не навязывает своего мнения", "тормошит всех, заставляет учиться...", "в помощи не откажет..."
Освободившись буквально на пять минут - приехала солидная делегация, - Савелий Семенович подсел ко мне:
- Хотите еще раз убедиться в пользе нашего дела? Вот характерный пример. На Курском комбинате искусственного волокна необходимо было для улучшения свойств лавсана добавлять вещество - стабилизатор. Лаборатория нашего института, которой руководит кандидат технических наук В. В. Сучков, предложила использовать для получения стабилизатора отходы производства природных сланцев в Эстонии. Был составлен план эксперимента. После обработки мы в лаборатории получили математическую модель синтеза стабилизатора и выбрали оптимальные условия процесса синтеза, что во много раз уменьшило количество опытов...
Два года назад пришел в лабораторию Георгий Сидоров. Родом из Вологды. Окончил московский вуз. Его характеризует принципиальность, убежденность в суждениях:
- Мы находимся между экспериментаторами и проектировщиками. Последние пользуются нашими рекомендациями. Мы должны давать им предварительные и точные данные, полученные путем математического моделирования. Значит, в результате максимальная производительность аппарата, нужные технологические параметры и, естественно, больший экономический эффект...
Да, теперь, спустя несколько лет, лаборатория систем управления стала необходима институту, как воздух. И те, кто работает здесь - их средний возраст 26- 27 лет, - сознают всю ответственность, которую "целиком берут на себя люди, а не вычислительные машины", как сказал кто-то из сотрудников. А Сильва Буга, улыбаясь, добавила: "Мы, наверное, слишком напичкали Вас терминами и формулами, не думайте, что мы живем ими одними, ничто человеческое нам не чуждо"...
И все-таки главное человеческое этих парней и девчат заключается в тех задумках, которые они будут решать в ленинском году.
В. ЕВГЕНЬЕВ.

Кипела партийная, профсоюзная жизнь, спортивная и прочие виды общественной жизни. Желающие участвовали в спортивных соревнованиях, в походах на лыжах и велосипедах, ходили в спортивный зал играть в баскетбол, была даже своя футбольная команда. Помню, в отделе, на довольно долгий период нас захватило увлечение оздоровительным бегом. Бегали, конечно, далеко не все. Увлекались и другими видами оздоровления, о чем я опубликовал свои "Сазоризмы" в стенной печати:

САЗОРИЗМЫ О ЗДОРОВЬЕ

1) Утром воду пью. С тех пор забыл про творческий запор.
2) Объяви болезням бой и бегом от них трусцой.
3) За дыханием следи. Соблазнов много впереди.
4) Прибор электропункции наладил мне все функции.
5) Займешься "моржеванием" и нет проблем для переживания.
6) Тысяча поклонов не предел - сто лет, лишь юности задел.
7) Не тронь человеку нерва - не будет в жизни скверно.
8) После переедания полезно голодание.
9) Не кутайся, не парься, с простудами не знайся!
10) Не голоден, не сыт - болезнями не бит.
11) Лень, страх и аппетит здоровью вредит!
12) Постепенность, ваш девиз - не узнаешь ты про криз.
13) Ешьте овощи и фрукты - нет заботы о продуктах.
14) Спать ложись ты без снотворных - ночью будет снам просторно!
15) Победа над собой совсем не поражение - у стрессов и невзгод выигрывай сражения!

В годы реформы разгорелись нешуточные страсти с лабораторией Беляковым и прочими, которые хотели полной хозяйственной самостоятельности. В институте начались крупные интриги, которые явно не шли ему на пользу.

Самые яркое и плодотворное время отдела с начала 70-х до середины 80-х. Если бы я вел летопись отдела, то сейчас мог опубликовать его историю в виде эпох, таких, например, как: Эпоха Фроловой, Камаева, Мирошниченко, Федяева, ... Через отдел прошло более ста человек и почти все они заслуживают доброго слова, но я хочу вспомнить лишь самых ярких представителей отдела.

Вот они:
Ахромеев, Бирюкова, Буга, Волкова, Гайдуков, Генкин, Глузман, Запорожский, Ерилов, Иванов, Камаев, Кобзаренко, Кузовлев, Кунаковскова, Лауфер, Лебедев, Литвак, Лосев, Мексин, Мирошниченко, Михалевский, Плахов, Полякова, Романовский, Румянцев, Снегирева, Татаринова, Усачева, Файнгольд, Федоров, Федяев, Фролова, Хан, Харламов, Хартин, Хоменков, Чернышева, Черепанова, Шульц, Шумский, Эльман ...

Уже перед смертью Глузмана, которая случилась для нас всех внезапно 22 сентября 1987 года, чувствовался некоторый спад в работе отдела, а после его смерти все покатилось вниз. Сначала, один год, возглавлял отдел А.Я.Федоров, но почуствовав себя не на своем месте, вскоре ушел с этой должности. Место начальника занял В.И.Федяев. Народ из отдела стал уходить группами, а затем и отдел ликвидировали. Все эти события совпали с общим кризисом в стране и имели отчасти объективный характер.

СОТРУДНИКИ ОТДЕЛА 10

СПРАВКА ОБ ОТДЕЛЕ. Отдел существовал чуть более 30 лет. Через отдел прошло около 120 человек. Максимальный "размер" отдела 45 человек, средний 40 человек. Больше всего людей пришло в отдел в 1968 и 1971-73 гг ( по 10-12 человек в год) и больше всего ушло людей из отдела в 1973, 1982, 1988, 1989 гг ( по 5-10 человек в год).

Отдел состоял из 4-х лабораторий, разместившихся в 6-ти комнатах и располагал в разное время техникой: Мир, М-220, СМ-4, МН-7, МН-10, ПК.

Среднее "время пребывания" сотрудника в отделе 8 лет (от года до 30 лет). За эти годы написано около 300 статей, защищено 10 кандитатских (Чернышева, Генкин, Кобзаренко, Хан, Шульц, Федяев, Федоров, Сидоров, Романовский, Ерилов) и одна докторская диссертация (Федоров),

Принято участие примерно в 20-ти конференциях. Отдел участвовал примерно в 30-ти темах ВНИПИМ. Написаны десятки итоговых отчетов по темам. Средняя зарплата сотрудников отдела в дореформенные годы составляла сумму около 150 рублей.

В отделе работали люди 7 национальностей: русские, украинцы, евреи, белорус, молдованка, немец, кореянка. Средний возраст сотрудников не более 30 лет. Сотрудники отделов побывали в нескольких десятках командировок на предприятиях. На полях Родины отработано не менее 500 человеко-дней.

За эти годы уже умерло более 10 бывших сотрудников отдела (Глузман, Хартин, Москалев, Камаев, Эльман, Степанов, Румянцев, Лебедева, Шеварин, Мексин, Ерилов). 7 человек уехало за границу (США, Канада, Израиль, Африка).

ПОЛЯКОВА ГАЛЯ. Острый язык, оригинальное мышление, поэтический дар, заводила в компании, большое трудолюбие. Жалостлива и участлива к бедам других. Она одна из главных наших авторов наших победных Новогодних газет.
Вот какие стихи она подарила мне после прочтения моих стихов для детей о зиме:

Подражание Г. Сидорову

И вот пришла к нам зимушка. Снежочек порошит.
И облачко на небушке, как лодочка бежит.
Открою я окошечко и глазками моргну,
И воздуха немножечко всей грудушкой вздохну.
Потом надену шапочку. В лесок пойду дружок,
И с елочки и с лапочки не отрясу снежок.
Я не поймаю зайчика, лисичку не вспугну
И потихоньку пальчиком тропиночку примну.
Я вспомню об арбузике, понюхавши снежок.
Ах, что-то пусто в пузике. Где мой обед, дружок?

После того, как врач обнаружил у меня экстрасистолию, у Гали родилось такое стихотворение:

Г.В.Сидорову по поводу свистуляции

Товарищ врач! - Дай руку мне!
Ты чувствуешь, - Моя в огне.
В глаза взгляни. В них жизни нет.
И в голове сплошной привет.
Послушай, мечется печенка
И потерялась зелезенка,
Кишку продуло сквозняком,
И сердце в пятках, в горле ком.
Дай справку друг. Поставь печать.
Ее в месткоме отмечать
Придется мне. Ох все болит:
Был человек - стал инвалид.

Правда, здорово! Такой ядовито-снисходительный-ласковый тон. Чисто по-женски. Было и у меня стихотворение к Гале. Вот оно:

ПОЛЯКОВОЙ ГАЛЕ

К тебе испытывая чувства сложные.
Пишу стихи я очень осторожные.
Я разложу по полкам впечатления,
Чтоб верно написать стихотворение.
На полку левую - все положительные качества,
Центральную устрою под чудачества.
А правую, под остальное, что останется.
То самое, чему не стал бы кланятся.
Итак, начну без долгого вступления
Свое к тебе стихов творение.
Ты наша РАДОСТЬ Галя, без тебя
Мы немы, скучны, холодны, как рыбы.
Ты острый УМ наш, без тебя
Мы глупы, словно каменные глыбы.
И юбилей без Гали сер, уныл -
Так, очередная поддавачка.
Печать стенная без тебя -
Так, пресная, безвкуснейшая жвачка.
ХОЗЯЙКА наша, без тебя
Мы видим сухари да сушки.
Хотим мы вкусных пирогов,
А остальное ест пусть Саша Пушкин.
Ты ВЗГЛЯДОМ острым, словно нож
Насквозь пронизываешь душу.
Вдруг, что то мелкое найдешь,
Волнуюсь я и трушу.
Все тускло, сухо без тебя,
Уныло, скучно, серо.
Ты наш ИМБИРЬ, ты УКСУС, СОЛЬ,
ГОРЧИЦА нашего отдела!

ГЕНКИН ГРИША. Хорош собой. Умный, энергичный, предприимчивый, общительный, мог хорошо подать себя.
Шура рассказывает о первом впечатлении, которое он произвел на нее. (В это время я учился в аспирантуре в Москве). Был коллоквиум отдела и Глузман С.С. привел на него нового сотрудника. Гриша сразу вошел в курс дела и стал задавать умные вопросы. Шура и многие другие тогда подумали, каков молодец, этот кандидат наук. А был он тогда всего лишь выпускником МГУ. Прожил Гриша в отделе бурную жизнь. Была и серьезная работа над кандидатской, кончившаяся защитой и розыгрыши над сотрудниками и участие в общественной жизни и заигрывание с сотрудницами и диспуты и ухаживание и женитьба на носастой девушке при влиятельном папе и освоение личного автомобиля. Тогда Гриша приходил в краске, смазке и с царапинами. Потом было рождение и воспитание сына и трагическая смерть его. Кончилось тем, что Гриша уехал в Израиль всем своим семейством, где надеюсь счастливо и обитает.
О нем у меня сохранились два стихотворения:

Став физоргом, товарищ Гриша,
Поднимай свою голову выше.
Распрями широкую спину,
Грудь вперед. Вот такую картину
Пред собой мы хотели бы видеть.
Став физоргом, не можешь обидеть
Ты отказом наше начальство.
Посчитало б оно за нахальство
Неучастие в соревновании,
Вот такого, как ты, дарования.

И второе о периоде его удачной карьеры:

Сначала было так:
Он к ней прохладен был.
Узнав, что папа "главный",
Ее он возлюбил.
Ключом забили чувства.
Собравши все искусство
Ее он охмурил.
Он ей цветы дарил.
Катал ее в трамвае.
(То было где-то в мае).
А в августе любовь свою
Он браком подтвердил.
Потом все было проще.
Пылал любовью к теще.
И вот вам результат:
Квартира и машина,
Пристроил "предкам" сына.
И очень, очень скоро
Он будет кандидат.
Себя ученым мыслит,
Под шефом себя чистит
Небрежно носит шубу
С отцовского плеча.
Слегка он ироничен,
Для шефа симпатичен.
Собой всегда доволен,
Себе всегда он рад.

ФЕДОРОВ САША. Безусловно умен. Настоящий ученый - трудоголик. Всю жизнь "делает" себя (изучение языка, аутотренинг, закаливание). Справедлив и не жаден. Достаточно смел. Свою нервную неустойчивость умело гасил в себе. Сейчас он профессор ТГПУ им. Л.Н. Толстого.
В последние мои годы работы во ВНИПИМе Федоров возглавлял нашу лабораторию. Он буквально заставил меня сделать и защитить кандидатскую диссертацию и стал моим руководителем.

УСАЧЕВА ЛЮДА. Наша альпинистка. Надежна в работе и дружбе, трудолюбива, хороша собой, ровна со всеми. Участлива в делах и людях. Отличная мать.
В дополнение лишь приведу свои стихи, посвященные ей:

УСАЧЕВОЙ ЛЮДЕ

В горах твое сердце.
В горах твоя радость.
В горах твоя сила.
В горах твоя слабость.
Но все ж не с вершин
Вырастает гора.
С равнин и долин,
С небольшого бугра.
Исчезла трава,
Ближе все облака
И в бурный поток
Превратилась река.
Все выше и выше,
Все круче и круче.
Врываешься в небо,
Врезаешься в тучи.
Стоя на вершине
Восторгом дыша,
Ты помни,
Внизу тоже жизнь
Хороша!

ШУМСКИЙ ФЕДОР. Надежный товарищ, трудолюбив и умел, основателен в делах.
Вместе с Федей мы проработали над одной темой много лет. Он был ведущим, я его ведомым. Федя готовил кандидатскую диссертацию и когда она практически была уже готова, бросил ее и ушел на завод зарабатывать вредный стаж. Такое поведение меня сильно озадачило и вызвало сильный душевный протест. По прошествию времени я могу сказать: Может он и прав.

ГЛУЗМАН САВЕЛИЙ СЕМЕНОВИЧ. Наш начальник отдела от основания до своей смерти. Я его почитал, как отца, несмотря на небольшую разницу в годах.
Да, он был хитер, но никогда не подл, имел много полезных связей, был справедлив и деловит, хорош в компании. Был остроумен, но юмор его был каким-то специфическим (Так я всегда узнавал в пересказе, что анекдот рассказал Савелий Семенович), сам он любил веселых, остроумных людей. Не один раз участвовал в нашей Новогодней газете и очень успешно. Не забуду его сценарий "Страдалец", о том, как он добывал для лаборатории вычислительную машину "ЭМУ".

Весной бывал крут и беспощаден с подчиненными - устраивал разносы. Именно тогда родилась у меня "Сказочка о мальчиках и девочках". "Корабль" отдела вел вполне благополучно.

На его смерть, которую я так и не видел, я в это время был в командировке в Новочеркасске я написал такие стихи:

КАПИТАН

Ведя наше шхуну морями науки
Он рифы умело всегда обходил.
Бывало кричал он матросам "Полундра!",
Когда на корабль адмирал приходил.
Мы драили палубы, службу несли,
За нами следили других корабли.
Наш КЭП понимал экипаж с полуслова,
И мы выполняли команды его.
С матросами "Яблочко" сбацать он мог бы,
Но мы понимали, не до того.
Был капитан еще не стар,
Судьба же бросила черный шар.
Теперь корабль ведет другой.
Штурвал не бросит, он парень свой.

ВОЛКОВА ТАМАРА. Всегда на страже и обороне своего мирка и поэтому часто недовольная жизнью, хотя и не назовешь ее конченой злюкой. Убежденный и активный боец со всякой несправедливостью. Хранительница своего домашнего очага.

ФАЙНГОЛЬД НЕЛЯ. Законченная старая дева - огромная любовь к себе, к своему здоровью и благополучию и нелюбовь ко всему остальному. Хотя в душе вполне добрая женщина. Наш бессменный профсоюзный босс.
Неля была в отделе и в институте вместе с С.Бугой были единственными специалистами по планированию научных экспериментов, которые одно время, широко проводились во всех отделах. Она чувствовала свою значимость и всегда старалась ее подчеркнуть. Сколько моих с ней споров "за жизнь" слышали стены нашей лаборатории. Причем эти споры не приносили истины, поскольку Неля была убеждена, "Что я не знаю жизни". И не важно, о чем были эти споры, хоть о воспитании детей, которых у ней никогда не было и не будет... Давно живет в США.

ЛЕБЕДЕВ ГЕННАДИЙ. Молчун, мастер на все руки. Может отремонтировать любой механизм и устройство - от утюга, часов до телевизора и магнитофона.

ШУЛЬЦ ЭДУАРД. Пунктуален, интеллигентен, умен и аккуратен, интересен в общении, остроумный человек и настоящий ученый.
Придя в отдел, первое время я работал именно под его руководством, но его академический стиль, его самодостаточность никогда не позволяла ему быть успешным руководителем. Последние годы в Туле бедствовал, уехал в Израиль.

МЕКСИН АНАТОЛИЙ. Человек чести и дела. Бывший морской офицер и инвалид. Был смущен из-за своего уродства, добродушен, безотказен. Умер несколько лет назад.

РУМЯНЦЕВ АЛЕКСАНДР. Умен, деловит, знал свое дело.
Во времена работы нашей машины коллективного пользования Саша возглавлял лабораторию по обслуживанию ВТ. Саша умер мучительной смертью от редкой болезни - рассеянного склероза.

ЛИТВАК ГРИГОРИЙ. Тих и немногословен, надежен в деле. Удивительные природные способности к программированию.
В Грише меня всегда поражала какая то редкая природная способность к программированию, хотя ранее он никогда к этой деятельности не готовился. Его программы, написаны корявым, плохо разборчивым почерком, возможно не идеальные, шли с первого раза. Кто составлял сложные, длинные программы, поймет мое восхищение.
Гриша уехал в Израиль и первое время мы с ним переписывались. Уверен, что его трудолюбие и умение помогло ему найти достойное место в новой жизни.

РОМАНОВСКИЙ ИГОРЬ. Большой эрудит, трудоголик, но не отличается хорошими манерами и терпимостью к другим. Эгоистичен, жесток, закоренелый холостяк. Мой учитель в отделе, от которого я много нового узнал о ПК и программировании. Учитель и наставник и моего сына. Занимается коммерцией.

ХАН ЛЮДМИЛА. Кореянка. Энергичная, импульсивная, коммуникабельная, умная девушка. Теперь живет в Москве

МИРОШНИЧЕНКО ГЕННАДИЙ. "Злой гений" отдела. Умен, энергичен, но обладает "черной энергией", направленной на разрушение. Талантлив и авантюрен.
Одно время я был дружен с Геннадием, вернее он навязал мне свою дружбу. Он все время старался руководить мной и учить меня - бегу, здоровому образу жизни, политике, стихам. Я его слушал, но оставлял при себе свое мнение.
Его "черная" энергия разрушила его первую семью, наш клуб любителей бега, лабораторию, где он работал, подточило здоровье Глузмана.
Да, он безусловно талантлив и много знает. Я помню его стихи и рассказы, которые он давал мне читать. Помню наш забег я Ясную Поляну с Катей. Мы бежали и он советовал нам задерживать дыхание. Помню наше выступление в клуб любителей поэзии "Кристалл", посещение его знакомого врача-кардиолога. Помню его суждения о наших политиках. И помню, что везде, где он побывал, везде после него лишь следы разрушений. Сейчас это - известный экстрасенс Геннадий Мир, написавший почти два десятка книг о лечении наркоманов, о првильном образе жизни, о Боге и любви.

ЛОСЕВ ВИКТОР. Воспринимался, как старший, умудренный жизненым опытом брат.

ГАЙДУКОВ ЕВГЕНИЙ. Повторяется полностью предыдущая характеристика плюс многое умел делать своими руками и потому был очень ценен при работе на опытных установках. Умер.

ПЛАХОВ ВЯЧЕСЛАВ. Умный и способный программист. Большая часть эксплуатируемых в отделе программ создана им. Бедствует с сыном - школьником.

ЕРИЛОВ СЕРГЕЙ. Всю жизнь - молодой специалист. Не без способностей, сам полностью сделал свою диссертацию. В делах был аккуратен, в быту нет. Упрям, настойчив и даже настырен. "Не слезет с человека", пока не добьется своего. Трагически погиб в новогоднюю ночь.

АХРОМЕЕВ АНДРЕЙ. Очень талантлив и многогранен. Эстет. Чем он только не занимался и не увлекался - изучение английского, занятие танцем, рисованием. Уйдя из ВНИПИМа он занялся мелким бизнесом. Но что-то не хватает в его характере, т.к. он так и не реализовал свои способности.

БИРЮКОВА ЭММА. Крепкая женщина. Правая рука Глузмана. Незаменимый секретарь, хозлаборантка и машинистка. Властная женщина, я ее всегда побаивался. Красивый сильный голос, в компании наша запевала.

КАМАЕВ Суетливый, услужливый человек, умееющий великолепно ладить с любым начальством и угождать ему. "Великий" общественный деятель института. Давно умер. Сохранились стихи о нем, когда он работал в отделе:

КАМАЕВУ

Весь день селектор разрывается на части.
Кричит, хрипит: "Камаева сюда...
Камаев где?
Камаев, к телефону! Камаев здесь?
Камаев нужен там."
Жизнь без Камаева давно б остановилась,
Запуталась, надолго осложнилась.
Камаев к нам придет, Камаев объяснит,
Камаев нас направит, Камаев вдохновит.
Мы вдохновились, мы пришли, схватились за работу
Но где Камаев? Может быть его и видел кто-то
Но нам он не встречался. А Вы, его встречали?
А Вас его призывы на дело вдохновляли?

БУГА СИЛЬВА Молдованка. Молчаливая, умелая, умеющая постоять за себя одинокая женщина с ребенком. Самый большой знаток русского языка в отделе. Если надо было проверить статью, шли к ней.
В какой то мере ее характеризуют мои стихи, написанные среди других, к 8 Марта:

СИЛЬВЕ

Скромна, молчалива, но чудо-душа.
Тебя уважаем. Ты всем хороша.
И в праздник весенний, мы помня тебя
В день женский желаем здоровья сполна,
Огромного счастья без края и дна,
Успехов в работе, любви и тепла!
Молодцы отдела 10

После смерти Г.Лебедевой, Сильва стала женой Гены. Два хороших, похожих по характеру человека, стали жить вместе.

КУЗОВЛЕВ ГЕННАДИЙ. Я почти был не знаком с Геной , т.к. вернулся из московской аспирантуры уже в конце его деятельности в отделе, но много слышал о нем. Его последующие появления, после ухода, неизменно вызывал восторг сотрудников. Об одном таком посещении мои стихи:

КУЗОВЛЕВУ

Он появился, словно проявился
Пятном ярчайшим среди серых дней.
Он к нам явился, как Джомолунгма
Среди холмящихся полей.
И на его немыслимой вершине
Наш взгляд никак устроится не мог.
Срывался он, катился вниз лавиной
И застывал у самых его ног.
Он мрачен был, тогда клубились
Над нами грозовые облака.
Он весел был, тогда струились
Его журчащие слова.
Он изрекал, мы застывали.
Он умолкал, мы умолкали.
Ушел он, сразу все поблекло
И не нужны теперь слова.
И стало сразу грустно, тихо,
Как будто увели слона.

ВИКТОР ФЕДОРОВИЧ

На днях встретил Виктора Федоровича на улице. Конечно же, в книжном магазине. Ввалившийся рот, так и не смог вставит зубы, худой, все в той же синей курточке и спортивной шапочке, которые я помню уже лет двадцать. Разговор невеселый. "Мне было запланировано покинуть этот мир еще в прошлом году, да вот не нашлось нужных лекарств и я пока живой" - шутит он. Делали операцию на легком, провалялся полтора года все время с повышенной температурой на койке и вот только недавно встал на ноги. Говорит, что гуляет в этом году на улице лишь второй раз. Снова о себе - "Угасаю потихоньку, теряю вес". Но бодрится, рассказывает о последних книгах, которые приобрел, о своих взрослых внучках. Утешить нечем, да и как, если именно наш Виктор Федорович был всегда источником оптимизма. Спешу на работу и мы расходимся.

Виктор Федорович Иванов в нашем отделе появился очень давно и сразу приобрел репутацию большого оригинала. Про него всегда говорили - "А, это тот, который ходит всю зиму в кедах". Человек очень способный, разносторонних интересов, интересный собеседник, аккуратный исполнитель так и не достиг достойных его высот, чего-то все время в нем не хватало. Из его бесконечных рассказов можно было много интересного узнать о самом авторе. Так, например, Виктор Федорович никакой не Иванов, а Бражников, ставший далее по недоразумению чиновников Братниковым, а далее Ивановым по фамилии жены, что в дальнейшей жизни лишило его многих льгот, из-за того, что он не сохранил свою первую фамилию. Что молодой Бражников учился в школе КГБ, откуда он вынес различные смешные лозунги, типа:

- Если начальство прикажет биться головой об стенку, то я буду биться, но так, чтобы не повредит оборудование, закрепленное на ней.
- Получив письмо, сожги ее...

Оттуда же он вынес страшную рану, которая и отзывается серьезной болезнью сегодня. На стрельбах, по глупости, один курсант прострелил ему легкое. Конечно Виктора комиссовали. Но перед этим он боролся со смертью на больничной койке, где и познакомился с медсестрой, своей будущей женой. - "Я умру, если ты не выйдешь за меня замуж", якобы сказал он ей. Молодой девушке пришлось спасать бойца.

Виктор Федорович, в отличии от многих нас прошел настоящую школу жизни, меняя различные профессии. Он был и горнорабочим, где ему опять не повезло и во время взрыва завалило. В завале он пролежал несколько часов, прощаясь с жизнью, но его спасли. Снова больничная койка. Он преподавал, он работал на химкомбинате начальником смены, где он мотался по цеху и дышал той же гадостью, что и другие рабочие. И опять невезуха. Ему не оформили пенсию по вредности, т.к. его рабочее место (письменный стол) было в обычной комнате, а не во вредном производстве. Он мог рассказать десятки забавных случаев из своей жизни. Вот лишь один из них.

В лаборатории на заводе сидели мужики и что-то обсуждали. Конечно же курили. Один из них привычным жестом бросил окурок за спину, где стояла пепельница. Он делал это уже много раз. Но далее случилось что-то непонятное. За спиной что-то грохнуло, взлетело к потолку и с потолка дождем стеклянных осколков брызнуло вниз. Все были в шоке. Грохот был такой, что происшествие не удалось скрыть. Была создана специальная комиссия и был даже представитель из Госбезопасности, который все хотел выяснить, не террористический ли это акт. Время было тревожное. В результате работы комиссии выяснилось, что окурок попал в почти пустую большую бутыль из-под бензина. Пары вспыхнули, выбили дно и бутыль ракетой устремилась к потолку. Ставили следственный эксперимент - заставляли провинившегося бросать окурок в узкое горлышко бутыли на расстоянии трех метров (так было на самом деле). За много попыток, мужик в горлышко так и не попал.

Другой случай.

На спор, мол слабо, мужчина пытался пробить головой дверь и попав в косяк серьезно повредил череп. Долго лежал по больницам, дыру в черепе закрыли золотой пластиной. Теперь он не пьет, не курит и не буянит, не то что до травмы. Научился за время лечения вязать, пошел на инвалидность. Сидит часами на балконе и вяжет свитера, а жена их выгодно продает. Одному из преждних дружков-пьяниц его жена в сердцах сказала - Вот бы и тебе дураку так удачно удариться!

Еще случай.

Два друга-соседа договорились с утра пойти копать картошку. Пока один из них собирался, другой ожидая его у себя на балконе второго этажа с лопатой в руке, задремал. Тут подошел долгожданный приятель. Видя. что друг спит, он решил с ним пошутить. Встав на плечи еще одному товарищу, он достал подбородком уровня перил балкона, состроил рожу и страшно закричал. Приятель вскочил и не разобравшись, со сна ударил друга хорошо заточенной лопатой по лицу. Дальше был суд, правда, только товарищеский. У друга изуродовано лицо и приятели дружат по-прежнему.

Этих историй у ВФ было множество. Один недостаток. Загнав потенциального слушателя в угол ВФ рассказывал ему с той же страстью, как и в первый раз, свои занимательные истории снова и снова.

Непростая история у Иванова была связана и с отцом:
"Мой отец был очень способным человеком и занимал очень высокие посты, но как человек он был дрянь. Мою мать он бросил, когда ей исполнилось 30 лет, потому что нашел себе более молодую подругу. Будучи коммунистов, за "аморалку" он полетел со своего высокого поста. Так он менял жен еще два раза, каждый раз беря в жены молодую привлекательную девчонку и живя с ней до ее тридцатилетия. Будучи очень способным человеком он каждый раз начинал свою карьеру с нуля и поднимался до значительных высот (директор комбината, замнаркома и т.п.). А последняя женщина неожиданно бросила его, более того ее новый избранник спустил отца с лестницы из его же квартиры. Пришла старость и отец остался без жены, без детей, друзей и квартиры. Он пытался помириться с первой женой - неудачно. Умер отец в коммуналке, в полном одиночестве и две недели пролежал в своей комнате. Никто из родственников хоронить его не приехал".

Для нас, научных сотрудников, он всегда был отличным товарищем, готовым помочь разобраться со сложными научными проблемами. Его лозунг - "Все, что делает Иванов, делает хорошо", действительно соответствовал истине. Его жадность к знанием поражает - он изучал музыку, его интересовала математика и программирование, художественная литература и многое другое. Он знал много фактов из истории, он мог выдать любителям мата знаменитый "петровский загиб" и пр. пр.

Для поддержания своего здоровья он каждый день утром и вечером гулял в своих неизменных кедах совершая за день двадцать километров и попадая на глаза еще до рабочего дня массе знакомых. Для утверждения своего оптимизма он гулял по кладбищу, говоря себе - "Я еще здесь, а вы уже там". Нам он говорил, что проживет значительно больше ста лет и называл дату своей будущей смерти. Питался он всего два раза в день и признавался нам, что всегда зверски голоден.

Не везло ему и в быту. Участвуя в народной стройке он построил свой семье квартиру, но она быстро стала мала из-за выросшей семьи. Приходилось утром, заправляя кровать, складывать на нее стопки книг, которые высились рядом на полу, а вечером, перед сном, снова убирать их на пол.

Когда его внучки были маленькие, он в них души не чаял. Занимался с ними, читал и излагал им знания таким образом, что учителя девчонок были очень недовольны этим изложением, т.к. они не вписывались в рамки школьной программы.

Рассказывать о Викторе Федоровиче можно часами.

Чтобы получить более полную и объективную характеристику этого человека, привожу строки из книги Г.Мира (Геннадий Мирошниченко) "Экстрасенс за колючей проволокой", нашего бывшего сотрудника.

Меня всегда занимал вопрос: если в России так много Ивановых, в Швеции Иохансонов, в Англии Смитов, то как обстоят дела с этой стороны в других странах, например, в США или в Канаде? Жизнь меня научила, что повторение уже пройденного нами дается нам неспроста, надо быть внимательным и не поддаваться на соблазн поступить уже известным способом. Потому что повторение ситуации является своеобразным знаком для того, кто владеет искусством знакового распознавания - ситуативной диагностикой.

Мне везло на Ивановых всегда. Время от времени в сфере моей деятельности кто-нибудь из них возникал как-то сам собой, и жизнь с этого момента приобретала странный, нереальный оттенок. Я не понимал, почему именно Ивановы всегда составляли наиболее мистически настроенную часть нашего общества, почему именно им выпала такая доля - через свою простую фамилию нести людям весть о тайнах вселенной. Иногда я даже жалел, что я не Иванов, и завидовал Виктору Федоровичу Иванову, который, прежде чем добрался до этой своей фамилии, сменил на своем нелегком пути их несколько.

Потрясающе, сколько в нашей стране Ивановых! И меньше их не становится.
Теперь же речь пойдет о другом Иванове, о том, которого зовут Виктор Федорович и о котором я уже упоминал.

Этот Иванов совершенно не знаменит, мало кто о нем знает, но он тоже сделал свое открытие.

- Я - человек совершенно уникальный, - говорит он сам о себе.

И он приводит доказательства своей уникальности. Фамилия Иванов у него не первая, а третья. Изменил он ее, чтобы скрыть свои наркомовские корни. Фамилия его папы была настолько на слуху каждого, что для сына это оборачивалось ненужными трудностями. Дабы не усложнять себе в дальнейшем жизнь, он и поменял ее.

Учеба в школе КГБ не принесла ему ничего хорошего - на полигоне зимой двадцатилетнего Виктора прошил автоматной очередью свой же товарищ. Конечно, случайно.

Несколько лет после этого от был инвалидом первой группы, но постепенно болезнь отошла и он начал работать. Его увлекла математика, да так, что он мог до изнеможения заниматься ею по несколько суток подряд. И ничто не могло, казалось бы, оторвать его от листов бумаги и вычислительной машины.

Жизнь нормального человека привела его к семье, потом к детям, дети росли, но вместе с этим стали расти и проблемы в собственном здоровье.

Дошло до того, что он стал терять сознание в самых неподходящих местах, а из простреленных когда-то легких шла горлом кровь.

- И тут-то, - говорит Виктор Федорович, - я изобрел свою собственную систему психотерапии.

Всю жизнь Виктор Федорович явственно ощущал нереализованность своих недюжинных способностей. Выходя как-то из обморока, он вдруг услышал голос, который сообщил ему:

- Если ты не пересмотришь свои основные принципы, то больше ничего не сможешь сделать в этой жизни. От твоего выбора зависит, будешь ты жить дальше или умрешь в мучениях. Тебе отпущено всего лишь несколько месяцев.

Виктору Федоровичу хотелось жить, и потому он решил подраться за себя…

Виктор Федорович Иванов изобрел свою систему, в чем-то, может быть, даже опередившую мировую психологическую мысль на несколько лет. Он принял на вооружение основной лозунг Еклезиаста: все есть суета сует и затеи ветряные. А посему он перестал волновать себя по пустякам. Но это было только начало.

Он стал приучать себя относиться ко всему снисходительно, с позиции мудреца, благо от природы он был шутником, если не юмористом.

И он стал таковым во всем, чему через некоторое время несказанно удивился и удивил других.

Каждое слово внутри человека, каждая его мысль или желание человека внутри его сознания - это свое "Я", это своя личность, строптивая или покладистая, упрямая или соглашательская. Каждая из этих личностей борется в сознании и в подсознании человека за место под солнцем, за то, чтобы завладеть его телом, разумом, волей. И если учесть, что таких "Я" в каждом из нас миллионы, то как же трудно нам живется!
Виктор Федорович выделил несколько основных суперличностей в себе самом и каждую из них наделил самостоятельным статусом, чтобы они в его сознании существовали сами по себе, не мешая друг другу, не ссорясь.

Он для себя принял новый жизненный принцип: будет значительно лучше для него самого, если он станет предоставлять каждый день каждой своей внутренней суперличности для ее нужд хотя бы несколько минут.

Единственное, кем он остался сам для себя - это как бы сторонним наблюдателем и диспетчером. Вот он - музыкант, который гармонизирует жизнь. А вот - солдат, который беспрекословно выполняет приказы, как бы ненавистны они не были. Математик давал ему возможность насладиться красотой логики на работе, а хозяин - чистотой и порядком дома. Физкультурник заставлял его ежедневно вышагивать в любую погоду и в при любых условиях по пятнадцать-двадцать километров. А дед - увлеченно играть с внучкой.

Но наверное, самым странным правилом, заведенным Виктором Федоровичем, было еженедельное посещение им тихого кладбища, проходя через которое, он мысленно обращался к тем, кто находился в земле: "Вы уже там, а я еще здесь!" И сколько гордыни ощущал он при этом за свою самостоятельность и проявленную силу!

Да, Виктор Федорович тешил себя мыслью, что человек все может изменить. Или, по крайней мере, переделать свое тело. И он переделал. К нему пришло то, о чем он и мечтать не мог, - самочувствие здорового человека. Он забыл о своих хворях, потому что открыл тайник, из которого черпал то, что смогло, в конце концов, переродить его.

ДЕСЯТЬ ЛЕТ ОТДЕЛУ N10

ИЛИ ВЛИЯНИЕ МАЛЫХ
И БОЛЬШИХ ПАРАМЕТРОВ НА БОЛЬШУЮ СИСТЕМУ
(подготовленная и непрочитанная речь на юбилей отдела)

Меня, как одного из ветеранов отдела попросили поделиться воспоминаниями. Заглянуть из настоящего через дымку времени в прошлое, посмотреть вместе с Вами, как все начиналось.

Что мы с Вами сегодня празднуем? Юбилей. Десятому отделу десять лет. А все ли знают, что наш отдел начинался с пяти человек и первым сотрудником, конечно, была наша Нелля Файнгольд? Да, как сейчас помню, только все словно в тумане, сидим мы пятеро не в своем, а в лабораторном корпусе и институт вроде бы другой, ОКБСП, помню назывался, и директор другой и начальник не тот. То есть вроде бы это мы, а вроде пока и не мы, отдел 10.

Чем мы тогда занимались не помню, да впрочем это и не важно. Помню только, выйти из института можно было свободно, таких стен, как сейчас, не было, а вот проходная кажется уже была.

Помню, что начальник у нас стал другой - Савелий Семенович. Помню, что и прическа у него была попышнее, да и сам он был помоложе. Как то зимой, мороз помню был такой, что и сейчас в дрожь бросает, сугробы кругом, приезжаем мы с Валей Квасовой на разведку, посмотреть, куда же нас посылают работать после окончания института. Савелий Семенович показывает нам свои владения - ящики в изобилии разложенные в помещении. Говорит - Здесь "Мир", а здесь "ЭМУ". Мы киваем головой, делаем вид, что ему верим. Он в свою очередь кивает головой на новый корпус института, говорит, что к нашему приезду лаборатория уже будет там. Да, тогда мы еще лабораторией назывались, помнится N05.

Так вот, не обманул нас Савелий Семенович. Весной вошли мы в большую светлую комнату, номер ее сейчас N227. Перегородок тогда в комнате не было. Был, впрочем небольшой закуток для начальника. И дышали мы тогда с начальником одним дымом - курил он тогда крепко. И вот я первые дни на работе. Дали мне какое-то задание, помню никому оно впоследствии не пригодилось. Копаюсь я с работой день, два, неделю. Сделал все, что мог. А начальник в это время пребывал в длительной коммандировке. Что делать дальше, не знаю и никто не может мне помочь. Говорят - Отдыхай покуда. Отдыхал я неделю, две, месяц. Ничего, привыкнуть можно, только скучно очень.

Только помню, стал я почему-то работать с Карповой, тогда она Чугуновой прозывалась. Дама в положении, но о ч е н ь энергичная. Сработались мы с ней замечательно - везде парой. Куда она, туда и я. Как-то ей сейчас живется под Москвой?

Нет, Вы не подумайте чего, были и другие сотрудники в отделе: Шульц, Кобзаренко, Лосев, Эльман, ну и ныне здравствующие ветераны. Эдуард Зиновьевич Шульц, ох уж этот душечка - Шульц. Аккуратист, формулка к формулке, остроумен, предельно вежлив и корректен. Или Кобзаренко, подпольная кличка Коба, уже тогда чувствовалось, что такой найдет свое место под солнцем. Лосев. Своей основательностью он всегда вызывал к себе уважение. Эльман - веселая, умная, "свой парень".

Ушла из отдела Карпова, но пирролидон остался со мной. Кругом кипела работа - Федя с Марией Прокофьевной гидрировали, Файнгольд и Буга оптимизировали, остальные моделировали и моделировали. Савелий Семенович раз в неделю интересовался нашими успехами и неудачами, поправлял и направлял и конечно выбивал, пробивал, участвовал где это было необходимо. На машине "Мир" шла интенсивная работа. Может кто-то из новых сотрудников и не знает, что такое "Мир". Загляните в нижнюю лабораторию, он сейчас служит столом для испорченных перфокарт. А тогда... За очередь на "Мир" чуть не дрались, летели ремни, рвалась бумага, Владимир Владимирович методом проб и ошибок изучал программирование. Пела свою монотонную песню и "ЭМУ-10". Ломались штекеры, путались провода, расстраивались блоки и нервы, но константы все же подбирались. Как ты сейчас чувствуешь себя "ЭМУ"? Не заржавели ли твои совершенные внутренности. Скучает рядом с тобой и новая сестричка "МН-17М".
Приходили новые сотрудники: Федяев, Николаевская, Волобуев. Помню Римму тех времен, она еще была студенткой-дипломницей и фамилия ее была Николаевская. Скромная, тихая, симпатичная. Я даже боялся, не влюбиться бы, но обошлось. Хотела поступить в аспирантуру. Да, идет время.

Есть что вспомнить. Вот назову я фамилию Волобуев. Многим она ничего не говорит. Но вот вижу, некоторые в наших рядах вздрогнули. Не бойтесь, он больше к нам не придет! Помните его шесть пунктов? Он на них стоял твердо, как китайцы на переговорах о спорных границах. Бедный Эдуард Зиновьевич! Как его угораздило написать формулу без доказательств? Ведь Волобуев хотел дойти до парткома, но сломить Шульца. Да... А сначала казался каким тихим, незаметным. Где-то он сейчас?

Или, вот, новогодняя газета. Да, та самая, на которую приходил смотреть весь институт, вплоть до директора. Газета с рычащими и моргающими тиграми. Как ее весело было делать. Тогда я чуть не спился. Газету помогал делать один из друзей отдела (муж Волковой), ну и у него дома мы иногда смачивали горло - оно часто сохло от споров.

А как хороши были пикники в Тесницком! Еще весной Евгением Викторовичем был найден и намечен для заклания барашек, а уж летом бедняга распростился со своей кудрявой головой. Ах какой был шашлык!!! М-м-м. Савелий Семенович знает толк не только в моделировании. Все им было сделано по правилам кулинарного искусства - мясо выдержано в уксусе и луке, полито вином. А какая тогда стояла ночь! Светились светлячки, Федя прыгал через костер и искал банку с компотом, крепость которого была, как помню, градусов 30. Пели у костра песни, говорили за жизнь. Да что об этом говорить, нынче такой выезд и представить невозможно. У всех дети, школы, машины, просто неохота или еще какие важные причины.

Или вот приходил к нам как-то корреспондент "МК". Такое про нас написал, что к нам приходили из соседних отделов смотреть, действительно ли наши лаборатории похожи на космический центр в Хьюстоне.

Потом я временно покинул наш сплоченный коллектив. Подался в Москву, в аспирантуру. За три года здесь, в отделе, прошла целая эпоха. Не застал я блистательной Фроловой, о которой впоследствии много слышал и которая оставила глубокий след в памяти сотрудников. Без меня начал свою трудовую жизнь наш Гришашуточка. Еще в аспирантуре, навещая Тулу, я слышал от жены бесконечные рассказы о Грише. "Гриша сказал..., Гриша сделал... " - постоянно слышал я. Уже в первые дни своего пребывания в отделе он произвел большое впечатление на сотрудников. Говорят, его приняли за молодого кандидата наук, за какое-то влиятельное лицо. В те легендарные времена, ходят слухи, будто он открывал перед женщинами двери, помогал им надевать пальто и вел себя с ними очень корректно. Не застал я тех времен.

Только краем своего могучего крыла задел меня Кузовлев. Без меня освоили и привыкли к нашей нынешней кормилице "М-222". Без меня Лауфер экспериментировал с машиной, наугад вытаскивая перфокарты из колоды. Без меня на машину и обратно пришла и ушла целая толпа электронщиков. Но один раз, еще будучи в аспирантуре, я случайно попал на вечеринку отдела. Подробностей не помню. Помню только поразили меня Люда Усачева и наш Гришуня. Каких красивых и статных сотрудников набирают к нам в отдел, подумал я про себя!
Пришел я после аспирантуры, со всеми конечно перезнакомился и уже через месяц, другой мне казалось, что никуда я из отдела и не уходил.

Последние три года думаю свежи у всех в памяти. Отмечу только основные события в жизни нашего коллектива: защита диссертации М.П.Чернышевой, женитьба Гриши (помните той весной он иногда засыпал за столом), премия за новую технику, рождение двойни у Феди (вы бы видели его лицо, когда он узнал об этом), поездки в колхоз.

"Если у тебя есть фонтан, заткни его, дай отдохнуть фонтану" - говаривал Козьма Прутков. Последую его совету.
1976 г.

"Сказочка о мальчиках-девочках и царе Федоте".
апрель 1979 г.

Когда-то, может быть недавно, а может быть давно, случилась эта история.
Некоторым царством, тридевятым государством правил мудрый царь Федот. "Умен Федот, никто его не проведет" - говорили другие цари. И правда, был царь умен, в меру справедлив, в меру капризен, умелец на все руки. Дворец своими руками сложил. Мудрым его считали и поданные, да и сам царь искренне верил в то, что умен он и справедлив, умел и удачлив. А царство федота было удивительным. Жили в том царстве только мальчики и девочки. Никто не знает, почему так было, но чего в сказках не бывает. Мальчикам и девочкам было по 20-30 лет, у некоторых уже были свои мальчики и девочки, ну и что в этом особенного, и не то бывает. Днем мальчики и девочки ходили на работу, ведь надо было кому-то выполнять эту скучную обязанность, а вечером, дома играли друг с другом в цацки. На работе было весело: весь день мальчики и девочки рассказывали друг другу занимательные истории, пили чай с пирожными, спорили друг с другом до хрипоты. Иногда даже задерживались на работе, если интересный спор затягивался. За это мальчиков и девочек кормили и одевали. Они жили себе, не тужили, потому что не знали другой жизни. Страна царя Федота не была богатой, но не была и бедной. Соседи не покушались войной на Федота рассуждая, что у Федота и взять то нечего, кроме впрочем самого Федота, да и существовало твердое мнение, что Федот очень хитер и связываться с ним не стоит.

Вот так и жил себе Федот и его подданные: царь сам по себе - читал умные журналы, а выписывал он их великое множество из сорока царств-государств на двенадцати языках, мастерил какую-то хитрую машину, поговаривают, что она должна была прославить царя Федота на весь сказочный мир; приближал к себе очередного умного подданного, но потом быстро к нему охладевал. Рассуждал он так: мои мальчики-девочки хорошие ребята, но рукава у них уж больно длинны, хоть и красиво вышиты, с такими рукавами поди и работу любую работать неудобно, да и делать-то они ничего путного не умеют. Для особо сложных работ Федот приглашал мастеров из-за моря-океана с острова Буяна, а с остальными работами худо-бедно управлялись его умельцы. Не знали ничего о жизни царя мальчики-девочки. Не знали они, откуда берутся все те явства, да платья, что они так исправно получают. А у Федота был чудесный сад с волшебными грушами. У соседних царей за эти волшебные груши Федот и получал все, что ему было необходимо. За грушами царь ухаживал сам и его несколько самых верных слуг. Они были единственными в государстве мужчинами и женщинами. Мальчики и девочки и не подозревали, сколько хлопот у царя Федота с садом. Да, впрочем, и про сад они ничего не знали, знали только что есть какой-то сад, но что это за сад, что там растет, их не интересовало.

Тут то и пришла беда к мальчикам-девочкам. Давно уже у царя в голове сидела мысль, что-то не в порядке в его государстве. А тут как-то читал Федот очередной красивый журнал, да и попалась ему сказка о соседнем государстве, из которой он узнал, что мальчики в 20 лет там уже не мальчики, а мужчины-воины, труженики да рыцари, а девочки и не девочки вовсе, а прекрасные дамы, знающие себе цену. Уж не знаем, в чем тут дело, ведь и раньше Федот знал, да читал об этом, а тут задело его за живое, почему у него не так же все устроено. Может виноват здесь грипп, которым он накануне переболел, а может не с той ноги в тот день встал, только крепко запала ему в голову мысль, что надо что-то делать. Созвал он своих визирей и сказал им - Ах вы такие-сякие, а почему наш стадион зарос травой, а почему я давно не вижу на нем состязаний пеших да конных! Вот ты, толстый, а ну ка перепрыгни стул. Загремел стул, визирь лежал носом вниз. Другого визиря он заставил выстрелить из лука в муху, что сидела на потолке. Зазвенело стекло, стрела вылетела в окно. Федот рассвирепел, но виду не подал. Он взял лук и тут же на глазах изумленных подданных попал в муху. Только несколько самых близких слуг знали, что Федот тренируется каждый день в стрельбе, беге, метании копья и прочих военных премудростях. Федот бушевал - он говорил что поит, кормит дармоедов, что он почему-то все умеет, он не спит по ночам и обдумывает как повыгоднее продать волшебные груши, а они визири занимаются какими-то цацками, вместо того, чтобы тренироваться и готовиться к войне. Тут визири подняли вой, стали бить себя кулаками в грудь, рвать на себе волосы и говорить какие они бяки. Злые языки в царстве поговаривали, что будучи мальчиком Федот был порядочным шалопаем, рассказывали и о его похождениях. Хорошо, что юного царя вовремя взяли в ежовые рукавицы и дали ему Учителя. Но сейчас Федот говорил, что в их годы он не жалея себя трудился на пользу государству. Визири понурясь слушали государя и согласно кивали головами.

Но Федот не унимался. Вскоре вышел Указ для всех подданных: провести на стадионе для всех состязания и тех, кто не выдержит бить батогами и снова испытывать. Вслед за первым грозным указом вышел и второй, в котором запрещалось впредь играть в цацки и повелевалось играть в цацку, придуманную самим царем. При этом строжайше запрещалось именовать Федотову цацку цацкой, а впредь именовать ее ЦАПОй (целосообразно обоснованное проведение отдыха). Цапка, как прозвали ее подданные, оказалось сложной, малопонятной и малоинтересной игрой. Мальчики-девочки играли в цапку путаясь и сбиваясь и делали вид, что она им очень нравится. После указа о состязаниях в народе поднялась паника. Часть мальчиков-девочек ушла из царства искать другие заповедные места, другая, небольшая часть, стала усиленно тренироваться, а остальные лишь плакали да вздыхали. А что им было делать, руки их никогда не знали работы, ноги никогда не чувствовали упругого здорового бега, глаза их не были приучены для внимательного наблюдения.

Через два дня начались соревнования. Одни, что покрепче и те, что начали тренироваться, с трудом, но выдержали испытания, ну, а остальных били батогами. Поднялся ропот, даже во дворце слуги ходили угрюмые и недовольные. Все говорили - Федот нынче не тот. Федот видел, что дело идет плохо и терпение ему изменило. Он злился, издавал новые указы, тут же их отменял, менял и снова издавал.

Вскоре в гостях у Федота побывал мудрец Антип. Пожаловался царь Антипу на свою жизнь, на своих неблагодарных подданных. На это Антип только и сказал - Выше головы не прыгнешь. Запала эта фраза у царя в голове - как это не прыгнешь, да у меня все будут прыгать как кузнечики. Недаром у царя была любимая поговорка: "Если что решил Федот - до конца доведет". Он тут же издал новый указ, чтобы через два дня все в царстве прыгали выше головы. Опечалился народ, заплакали мальчики-девочки. Через два дня царь лично проводил испытания. Только один мальчик-паинька собрав все свои небольшие силы прыгнул выше своей головы, остальные, как не старались, не сумели. Назначил Федот мальчика-паиньку палачом и тот с утра до вечера бил батогами неудачников.
Расстроился царь от неудач, слег и заболел. Болел он долго, а после выздоровления стал скромнее в своих желаниях, только взгляд его так и остался грозен и непреклонен. Привык народ и к такому Федоту и сам как-то посерьезнел, подтянулся - мальчики выросли в мужчин, девочки превратились в дам, но в душе они так и остались все теми же мальчиками-девочками, что и были. Толи не заметил этого Федот, то ли притворился, только оставил он в покое своих подданных. Так и живут они поныне.

А С П И Р А Н Т У Р А

В конце 1969 к нам в отдел приехал по делам Ю.А.Соколинский, с которым я был уже знаком по ГИАПу. Пока Савелий Семенович был занят, мы с Юрием Абрамовичем всласть наговорились в кабинете начальника. Речь конечно шла об аспирантуре и будущей работе. В то время я еще не принял решения, но мысль об аспирантуре не выходила из головы.

Мой шеф Глузман был против такого варианта и считал, что кандидатскую можно сделать и в Туле. Для этого он был готов стать моим руководителем и неоднократно обсуждал со мной план возможной работы. В конце 1970-го он послал меня на курсы повышения квалификации при Карповском институте. Институт был соседом с ГИАПом и тесно с ним сотрудничал. Лекции читали ученые обеих институтов. Среди них был и Юрий Абрамович. И конечно вновь возник вопрос об аспирантуре. Трехмесечные курсы были очень полезны - я вспомнил то, о чем нам преподавали в МХТИ и узнал много нового, полезного для работы.

На следующий год, весной, у нас с Шурой родилась дочь Катя и жизнь здорово осложнилась. Принять решение об аспирантуре стало еще труднее. Я посоветовался с Шурой и она согласилась меня отпустить в Москву на три года. Предполагалось, что по крайней мере в первый год Шура поживет в Нарофоминске с мамой, которая ей поможет, а я буду приезжать к ним по выходным.

21 июня я успешно сдал экзамены, а уже 20 июля был зачислен в аспирантуру ГИАП и уволен из ВНИПИМа. К этому времени, благодаря курсам при ВНИПИМ, у меня был сдан кандидатские экзамены по иностранному языку. Как и было договорено с Шурой, я перевез ее и дочку в Нарофоминск.

Шуре в Наре было нелегко. Мать не помогала и все приходилось делать самой. Пеленки, еда, бессонные ночи. В выходные я хоть немного, но помогал Шуре. В основном это было гуляние с дочкой по улице. Шура была мне всегда рада, т.к. было с кем поговорить, кому излить душу и чуть-чуть отдохнуть.

Я втянулся в жизнь и работу лаборатории Соколинского. Здесь были сотрудники, большей частью знакомые мне еще по дипломной работе. Юрий Абрамович. Родился, как он шутил между Гитлером и Лениным, 21 апреля. Очень умный (перевел книгу по моделированию с английского, 700 стр., которая долго для нас была, как Библия), эрудированный (много знает об искусстве, истории, науке), интеллигентный, кандидат наук. Сменил несколько жен, хотя отнюдь не красавец и не дон Жуан. А вот как мы с ним здоровались после долгих перерывов. Подходили к друг другу. Он смотрел на мою правую руку, я на его. Сам он свою руку не предлагал. Тогда я делал первое движение. Мы сцепляли наши руки и долго трясли. Он умел просто и доходчиво донести до слушателя довольно сложные вещи и никогда не настаивал на своем, а лишь рекомендовал. Наверное мягкость его характера и виновата в том, что его многочисленные аспиранты долго не защищались. Интересно с ним было говорить обо всем. Да и занимались мы не только наукой. Помню неоднократно вместе ходили на различные выставки. Особенно запомнилась выставка театрального художника Тышлера, того, у которого на всех картинах женщины с необычными шляпами. Каждая шляпа - это целый мир, заселенный необычными персонажами и предметами.

Кроме Соколинского в лаборатории работали: осторожный и рассудительный Галицкий, остроумный Раскин, красивая и умная Галя Миронова, веселая Света Петухова, замечательный книголюб, мой друг на долгие годы Володя Егерев, матерщиник Наумов и еще один аспирант Юрия Абрамовича Валера Платонов. Вот эти трое ребят и стали моими друзьями на эти и последующие годы.

Юра Наумов все время меня поддевал. Его задевало мое равнодушие к спиртному и он долгое время меня подговаривал сходить посидеть в ресторане. Наконец мне это надоело и я согласился. Расходы он взял на себя. Посидели в ресторане на Курском вокзале, посидели хорошо. Он поехал к себе домой в Кубинку, я в общежитие на Лосиноостровской. Помню, что ехал и шел, как на автомате, но добрался до койки без приключений. Лег, закрыл глаза, и меня закачало влево-вправо, влево-вправо, как на корабле.

С Володей Егеревым мы сдружились на любви к книгам. Он показал мне свои любимые книжные магазины, свою библиотеку дома. Мы выезжали с ним на природу, где вслух читали стихи Кольцова, он нежно, как старший брат заботился обо мне. Потом мы долго переписывались и он неизменно поздравлял мою семью со всеми праздниками. Он очень любил свою дочку от первой жены и как то приезжал к нам с ней на праздники. Поразило всех, как он вел себя с ней. Девочка была уже не маленькой, а он носил ее на плечах и она это принимала, как должное.
С Валерой Платоновым, сыном известного ученого, мы общались только на работе. Ребята не всегда были заняты работой и помню было время, когда я вместе с ними часами играл, бросая коробок спичек на плинтус над дверью. Взависимости от того, как он ложился, считали очки.

По своей давней привычке я изучил окрестности вокруг ГИАПа. Побывал неоднократно в музее А.Рублева, где в тиши и почти в отсутствии других посетителей любовался великолепными иконами, гулял по монастырю, любовался с холма на окрестности Яузы. Исходил старинные улочки в районе Покровских ворот, Таганской площади, Котельнической набережной, где любовался неброской красотой старинных храмов и зданий.

Жил я в общежитии Карповского института (Научно-исследовательский физико-химический институт им. Карпова) на севере Москвы в Бабушкинском районе недалеко от станции Лосиноостровская и ездил в Москву на электричке. До станции надо было добираться на автобусе и когда было время и желания, я ходил пешком. И здесь я изучил окрестности, даже обнаружил неплохой пруд, но не купался в нем.
В первый год учебы я жил в комнате со студентом-дипломником Володей Питленко. Парень оказался очень интересной личностью - он интересовался философией и вполне профессионально, читал журнал "Вопросы философии". Мы с ним много и интересно говорили. Потом Володя уехал в Питер и какое-то время мы даже переписывались. От него на праздники приходили всегда изящные конверты с нестандартными марками, внутри были не менее прекрасные открытки или письма на специальной почтовой бумаге с рисунками.

В следующие годы я жил один в комнате. Вот здесь и развернулись мои способности. Я рисовал, лепил из глины и папье-маше зверюшек, а потом привозил Катюше. Читал много газет и интересные заметки вырезал и расскладывал по папкам. И конечно не прекращал покупать книги. По окончанию аспирантуры почти всю свою коллекцию заметок пришлось бросить, так их было много.
Вскоре в ту же аспирантуру, но в другую лабораторию поступил и мой тульский друг Игорь Рассохин. Стало веселей. Теперь в конце недели стали традиционными походы по московским магазинам за продуктами. Игорь это дело знал в совершенстве, где и что можно было купить. Потом загруженные продуктами ехали в Тулу на два дня к своим семьям (на вотрой год аспирантуры я перевез Шуру с Катей в нашу новую комнату в общежитии на Макаренко). Иногда, если это был будний день, я заходил во ВНИПИМ, обращал внимание, что появилось много новых сотрудников.

В аспирантуре дела шли неспешно. Довольно быстро была создана модель аппарата, но возникли трудности с реализацией ее на ЭВМ. Придумывал вычислительные схемы, программировал, прогонял тестовые примеры, но реальная задача шла вразнос - возникли проблемы с численной устойчивостью. Много проводил время в библиотеке, собирал литературу по данному вопросу. Но и этого было недостаточно, нужна была реализация опытной установки для проверки модели. Создал эскиз, договорился с другой лабораторией о стенде и установке, но дальше дело не двинулось.

Кроме того я занимался философией на курсах и впоследствии сдал кандидатский экзамен. Не забуду курс лекций по химической кинетики, прочитанный в Карповском знаменитым Темкиным. Я был поражен, как о сложных вещах можно так доступно и наглядно рассказать, не упрощая впрочем проблему до примитива. Я раньше слышал об этой способности великих ученых и теперь в этом убедился на своем опыте.

Надо было еще заботится и о семье, которая жила на мою степендию, денег не хватало. Меня приняли на полставки сотрудником лаборатории и я писал программы в кодах для расчета различных теплообменников.

В Институте кипела своя жизнь, которая краем затронула и меня. В отделе была энергичная красивая женщина, которая работала в месткоме и организовывала вечера встреч с интересными людьми, и экскурсии. Благодаря такому знакомству удалось услышать и увидеть много интересного. Так с Шурой мы с экскурсией съездили в Переяславль-Залесский и Ростов Великий. Обедал я в институте. Все было вкусно, аккуратно и недорого. Для сотрудников, кроме того, была организована система продуктовых заказов.

Три года пролетели быстро. Продлили мне учебу еще на несколько месяцев, что впрочем не помогло. 15 августа 1974 года меня отчислили из аспирантуры.

Я снова вернулся во ВНИПИМ и еще два-три года не терял надежду закончить работу. Продолжал расчеты, ездил в Москву консультироваться с Соколинским, но все тщетно. Пришлось работу бросить окончательно.

НОВОЧЕРКАССК

Раньше было так. Только наступит осень, пожелтеют листья, ты уже знаешь, скоро на юг, в Новочеркасск. Там, в Ростовских степях, нас ждал наш, почти родной НЗСП (Новочеркасский завод синтетических продуктов), наша производственная база. Именно там мы собирали данные для проверки своих математических моделей или проверяли свои идеи для модернизации производства.

Обычно нас ехало человек пять, из двух-трех отделов. Ехали мы до Ростова-на-Дону чуть меньше суток. Как правило, полдня мы проводили в городе, гуляя по нему, делая какие-то покупки и к вечеру на электричке уезжали в Новочеркасск.

Ростов с первого взгляда покорил меня своей громадностью, столичным духом и конечно Доном. Столичный дух чувствовался везде, ведь Ростов и есть столица Северного Кавказа, его северные ворота из России. Здесь есть Университет (это сейчас университетами называются любые высшие учебные заведения), агентство ТАСС, гостиница "Интурист", штаб военного округа и даже зоопарк. Прямые, красивые, многолюдные, зеленые, заполненные многочисленными магазинами проспекты, скульптуры на площадях, парки, фонтаны, все это создавало праздничное настроение. На улицах много "лиц кавказской национальности", таких привычных здесь и непривычных у нас. И конечно волновало сознание, что это уже Юг, что где-то там, уже совсем недалеко, теплое прекрасное море. Да еще прекрасная погода в пору "бабьего лета". Как-то и в октябре нам удалось гулять там в одних рубашках. Ростов встречал нас свежей рыбой, арбузами и виноградом.

Обычно мы посещали магазин "Рыба", где покупали экзотические для наших мест продукты, икру минтая, селедочное масло, копченую рыбу. И конечно такие походы мы делали уже на обратном пути, при отъезде домой, в Тулу. Везли мы в Тулу так же козинаки из подсолнечника, которого здесь в это время было много и недорого, южные вина и другие недорогие продукты.

Бывали мы и в зоопарке, что на самой окраине города. Запомнился медведь и многочисленные мыши в его клетке, волки с усталыми и злыми глазами.
Плавали по Дону на прогулочном судне. Ездили в древний Азов, где посетили древнюю крепость и погребок. Там, в погребке, первый и последний раз в жизни удалось попробовать медовуху и запеченое в горшочке мясо. В музее услышали про знаменитое "азовское сидение". Полюбовались с высокой кручи на удивительную картину Дона, он здесь заворачивает почти под прямым углом и даже круче.

Посещали в Ростове праздник цветов, ходили в кино, рассматривали гигантскую скульптуру на Театральной площади.

В Новочеркасск старались приехать засветло, ведь на юге так рано темнеет. Город Новочеркасск не маленький, только жителей здесь 184 тыс.ж.(1978 г). До места нам ехать приходилось далеко, через весь город. Ехали на трамвае, который здесь ходит очень плохо, да так, что даже рельсы сплошь заросли травой. Трамваи здесь не такие, как в Туле - широкие, тяжелые и громадные, с отъезжающими в сторону дверьми. Сначала в окно можно было увидеть городские улицы, потом, после переезда через реку шли заводы, один за другим. Промышленная зона.

Первые годы мы жили в пожарке, что находилась рядом с проходной НЗСП, позже в рабочем общежитии. В пожарке у нас было две комнаты, мужская и женская и чувствовали мы здесь себя, как дома. Каждый день назначался дежурный, который собирал деньги и вел им счет. Его обязанностью было готовить еду для всех. Все же остальные покупали продукты и вносили их в общий котел, а далее рассчитывались с дежурным. Отсюда же мы выходили на работу. На установках находились с утра до четырех, если надо выходили в смену (и ночную в том числе), в выходные. Но обычно у нас были и выходные, которые мы использовали для прогулок по городу или в Ростов. Главным нашим блюдом конечно была свежая рыба, которую в это время в изобилии продавали по всему городу, и овощи. Частенько кушали арбузы, которые здесь стоили копейки. Картошка традиционно была здесь дорогой, сливочное масло обычно привозили с собой из дома.

На установке работало множество приятных и самобытных людей. Мы всегда находили с ними взаимопонимание. А сколько было интересных разговоров! В свободное время аппаратчики резались в домино, для которого стоял специальный стол. Интереснейшим человеком был и начальник установки, Борис Михайлович, чем то похожий на артиста Олялина. Так он нам показывал самодельный барометр, сделанный из шишки. Народ там работал деловой, хозяйственный. Так вино они изготавливали сами и держали в громадных бутылях, которые называли баллонами, ездили на рыбалку, сушили рыбу в больших количествах. Территория завода была громадной. Обедали в одной из заводских столовых, где кормили вполне сносно. Удивило, что обедающие кушали с подносов, которые вместе с грязной посудой относили на движущуюся ленту. На территории стояли весы, где мы регулярно проверяли свой вес. Иногда приходилось выходить в ночную смену. Особенно здорово было находится на верхней открытой площадке ночью. Южное черное, звездное небо над нами и огни города под нами.

Свободное время каждый проводил как хотел. Если хватало терпения дождаться трамвая и долго-долго ехать на нем, то ехали в город, если нет, то смотрели телевизор или читали книгу.

Я, как любитель изучать города, в которых бывал, конечно часто ездил в центр, где и бродил часами. Южный город, отдаленность от дома и его проблем, свобода, будоражила и возбуждала. И хотя город нельзя было назвать очень интересным, я увидел и услышал здесь много любопытного. Попробую вспомнить о его достопримечательностях.

Первое, это конечно Собор. Уникальное сооружение, о строительстве которого я потом с большим интересом прочитал у Семенихина в романе "Новочеркасск". Город, являющийся исторической столицей донского казачества, и основанный в 1805 году обзавелся войсковым собором, по величине и величию уступающим еще лишь двум-трем соборам России, сравнительно недавно, в прошлом веке. Там в соборе, потрепанном временем и войнами (фашисты содрали и увезли золото с куполов), похоронены знаменитые донские атаманы, в том числе и великий Платов. С возрождением казачества все больше растет роль этой святыни. Площадь вокруг собора вымощена булыжником. Здесь же стоит памятник Ермаку. Отсюда же идет спуск к железнодорожному вокзалу и разбегаются лучами два проспекта. Третий проспект замыкает треугольник из главных улиц.

На площади находится и интереснейший музей Донского казачества, где можно узнать историю этого края и города, историю и судьбу донского казачества, увидеть их святыни. Здесь же имеется и картинная галерея с прекрасными картинами Дубовского, где много воздуха, неба, облаков и спокойной, но такой разной речной воды. Кроме картин Дубовского можно осмотреть и его коллекцию картин художников-передвижников.

Чуть в стороне от площади есть небольшой, но любопытный памятник прошлого - дорожная станция, которую не мог минуть не один путешественников прошлого, едущий на Кавказ и поэтому эта старая избушка видела множество знаменитых людей России, таких как Пушкина, Лермонтова, Грибоедова и других.
Если отойти от площади в сторону главной улицы города, то можно увидеть современный многоэтажный универмаг, а рядом необычный памятник, по которому по спиральной дорожке можно подняться к вечному огню. За универмагом прячется парк в котором можно зайти в маленький, но интересный музей. Здесь вы увидите панораму одной из битв Гражданской войны, происходящей в этих краях и услышите о неизвестном для вас красном командире конной дивизии (Миронов?), которая впоследствии стала знаменитой конницей Буденного. А талантливый, бесстрашный командир был оболган, убит и забыт.

В начале проспекта Ленина есть то скорбное, знаменитое сейчас место, где во времена Хрущева была расстреляна демонстрация рабочих, выступавшая против повышения цен. Проспект Ленина, главная улица города мила своими одно и двухэтажными старинными зданиями, южными деревьями, небольшими парками. Так в одном из них стоял громадный пассажирский самолет, было немного аттракционов и кафе и минизоопарк из лисы и домашних кур. И всегда, во времена наших командировок, отличная погода, ласковое южное солнце, свежая рыба, арбузы, помидоры и большие оранжевые тыквы на улицах.

Есть в городе и такая достопримечательность, о которой невозможно не вспомнить, это - Политехнический институт. Да, в небольшом, провинциальном городке, в начале века (1907 год), казаками для своих детей был построен Донской политехнический институт. Он великолепно смотрится снизу. Он великолепен и внутри, поражает своей громадностью и стройностью и пристиж у него всегда был высок. Одних студентов здесь учится 20 тыс. человек. Кроме политеха есть в городе и другие вузы.

Город расположен на холмах, иной раз трамвай с трудом вскарабкивается с начала улицы до ее конца. Такие крутые улицы здесь называют спусками, например, "Красный спуск" ведет от Соборной площади к вокзалу. На спусках южной и северной окраине города стоят триумфальные арки в честь победы русского оружия.

Есть в городе два музея художников - Крылова (не из КУКРИНЫКСы) и Грекова (известного баталиста). Последний удивил меня своей бедной экспозицией, ведь Греков - основоположник советской баталистики.

Есть в городе и свои "Черемушки" - современный район со стадионом, кинотеатром и большим лесопарком. Интересен и такой факт: в 1864 году почти в центре города при производстве земляных работ была сделана сенсационная археологическая находка - найден т.н. "Новочеркасский клад" - золотые украшения, статуэтки, серебренная и бронзовая посуда и др.(1-2 вв н.э.) В музее Донского казачества, можно увидеть лишь муляж этих сокровищ.

Река Тузлов делит город на жилую (гористую) и промышленную (плоскую) зону. В промышленной зоне десятки заводов, среди них немало и очень известных, например, НЭВЗ - завод электровозов.

Гуляя по городу, отмечаю его "южные" признаки, отличающие город от нашего, более "северного". В городе много зелени и цветов на улице. Всюду ларьки с газированной водой, бочки с пивом, ларьки со сладостями и выпечкой. Бойко с лотков идет уличная торговля, благодаря чему улицы превращаются в импровизированные рынки. Всюду слышу непривычное "под расчет". Тротуары выложены аккуратной плиточкой. Часто в середине проезжей части идет пешеходная зона, засаженная пирамидальными тополями, какими-то "плакучими" деревьями, всюду стоят скамеечки, набранные из фигурных деревянных плашек.

Гуляя по городу подсматриваю или сам становлюсь участником различных бытовых сценок. Так я видел свадьбу, где все гости были обвязаны через плечо цветастыми платками или полотенцами. Молодые отнесли цветы к памятнику Ленина, что в начале проспекта. Потом всей группой посетили фотоателье и далее на трех машинах, украшенных цветами и лентами, с гудками, трижды объехали вокруг Собора.

Раз, на улице одна пожилая женщина взглянула на меня пристально. Я прошел мимо нее, чувствуя пристальный взгляд в спину. Не выдержал, остановился. Женщина меня внимательно разглядывала. - Вы не Баталов?, спросила она меня. Я ответил отрицательно. - Надо же, как похож, с недоверием сказала она. Я только развел руками.

Еще одна сценка. В это раз меня приняли за Сашу Вострикова. Кто такой Востриков, хотел бы я знать. В трамвае незнакомый мне парень пожал руку, спросил, как дела. Я сказал, что он обознался, но он долго не мог поверить и рассказывал, за кого меня принял.

Еще одна нечаянная встреча. В городе ко мне подошел забулдыга, всучил мне свою руку и сказал: - Ты не подумай, я ни какой-то там забулдыга. Вчера выпил, сегодня болит голова. Рубль я уже нашел, не хватает семнадцати копеек, выручи, я тебе потом верну. Я дал, чтобы отвязаться.

Как-то шел я по одной из тихих улиц. Сидит на скамейке старый, косматый, весь белый, с большой белой бородой дед. Обедает. Остановил меня: - Молодой человек! Я заинтересованно подошел. - Чем могу помочь? Дед протянул мне большущее яблоко. - Вот зубов нет совсем, разломи. Яблоко мялось и давилось, но не давалось. Сконфуженный я вернул яблоко деду. Дед сокрушенно сказал - ... твою мать, казак! Яблоко разломить не можешь, иди! Пришлось с позором уйти. Через несколько шагов я обернулся. Следующий прохожий держал в руках злополучное яблоко.

И все это было почти пятнадцать лет назад. октябрь 1999

КОЛХОЗНЫЕ ДЕНЬКИ

Уже на следующий год моей работы во ВНИПИМе пришлось впервый раз поехать на пару недель в колхоз. Колхоз располагался далеко, в Плавском районе, добираться до места пришлось самостоятельно, т.к. я должен был сменить Федю Шумского, уже отбывшего свой срок.

Добирался на автобусе, потом на попутных машинах и наконец я на месте. Все были в поле, в старой заброшенной школе, где расположились наши "колхозники" были лишь наши девушки-повара и дежурный, отвечающий за дрова и печь. Осмотрелся, освоился. Не о каких кроватях не было и речи, все располагались в классах на полу. Были сделаны загончики в рост человека, куда и была наброшена солома для лежания. Поздняя осень, конец сентября, а в некоторых классах нет стекол, холодно, дует.

Вернулись с поля "колхозники", с ними и Федя, который вскоре собрался и уехал. Первой ночью, лежа в телогрейке и теплых штанах рядом с такими же ребятами, я проснулся от странного рева в коридоре. Пьяные заводские ездили на мотоцикле. Возражения были встречены отборным матом. Но ничего, вскоре все притерлись друг к другу.

Утром завтракали и уходили на весь день в поле убирать свеклу, вечером наши девушки кормили нас вкусным ужином.

Поразил всех Наумов, который некоторое время работал во ВНИПИМе. Маленький, крепкий, по утрам он купался в ледяной речной воде. Речка текла далеко внизу, под склоном и утром так не хотелось спускаться вниз, чтобы умыться.
Возвращался я домой так же самостоятельно. По дороге до Плавска меня подобрал райкомовский газик. В машине от меня долго допытывались, кто я, да куда я, хотели выяснить, не дизертировал ли я из колхоза.

Потом, несколько лет, нашим подшефным колхозом стал дальний колхоз в селении Раево. Глухое, заброшенное место. Жили мы в каком-то заброшенном доме. Хорошо, что была печка и электричество. Мыши были нашими равными партнерами по жилью и ловко бегали по веревочкам, как аккробаты. На веревках же мы сушили белье. Для разнообразия ребята ловили под куполом заброшенного храма диких голубей, свертывали им шеи и варили - ДИЧЬ!

Третьим нашим подшефным хозяйством стал Тепло-Огаревский совхоз. Жили в специально построенном общежитии (прополка, уборка) или в частных домах (сев). Общежитие заранее к началу сезона готовила команда из ВНИПИМа - ремонтировали замки и двери, налаживали работу душевой и столовой. Несмотря на попытки поддерживать порядок и чистоту, в период дождей в общежитии была неизбежная грязь.

Всего за сезон было четыре заезда - сев, первая прополка, вторая прополка и уборка. Самой тяжелой работой была прополка сахарной свеклы. Работа весь световой день, не разгибаясь чаще под палящим солнцем, иногда в холод. В это время в общежитии было больше всего людей. Каждая часть института (наука, проект и завод) уже знали свои комнаты и даже имели свои ключи. Приезжали, как правило, со своими наточенными тяпками, изготовленными из крылатого металла - титана. Нерадивые могли пользоваться завезенными ранее тяпками. Внизу работала сушилка для одежды и обуви, каждый день назначались дежурные для уборки в коридорах, в Красном уголке стоял телевизор, а в душевой можно было помыться после рабочего дня.

В первый и последний день по традиции не работали. В первый день общежитие гудело - мужики вырвались из дома, "оторвались" от семьи. Последний день, как и следующий объявлялся "банным" и служил для отдыха, подготовке к отъезду.
На прополку ездили почти одни и те же люди - "профессионалы", за которым обычным новичкам было не угнаться. Нормой прополки был - 1 га. Это грядка шириной 10 м и длиной в 1 км. Умудрялись даже выпонить норму досрочно и уехать домой пораньше, при этом считаться находящимися в колхозе. Особенно здорово работала группа заводских. Их называли "косарями-зайчиками". Они шли плотной группой в темпе и размахивали тяпками, как косами. Работу принимала комиссия из правления и наших командиров. Поскольку все поле проверить было физически невозможно, старались особенно хорошо сделать "морду" - передний край поля.

После тяжелой работы молодежь умудрялась еще находить силы для танцев, чуть ли не до утра. Музыка, люди, привлекали местных ребят, которые пьяными пытались проникать в общежитие. Обычно контакты с местными оканчивались мирно, но иногда чуть не доходило до мордобоя. Впрочем кроме танцев в хорошую погоду можно было погулять в старом заброшенном саду, взять книгу в местной библиотеке.

Если народа было много, то устраивалась своя столовая со своими продуктами и поварами. Девушки готовили хорошо, но нередко в первые дни случались коллективные расстройства желудка. Пища в местной столовой была просто жуткой и иногда я просто отказывался от нее или ел только что-то нейтральное - картошку, компот и пр.

Туалет стоял во дворе, прямо перед окнами. К концу сезона очень сложно было зайти внутрь не запачкавшись, поэтому люди тихонечко уходили к саду и справляли свои проблемы.

Были проблемы с душем - никак не попадешь, моются женщины; или отказал нагреватель; или нет воды. В предбаннике грязь и вода, очень трудно одется.

Для рьяных рыбаков была возможность половить рыбу в прудах, но до них надо было пройти пешком полчаса. Здесь же можно было и искупаться, правда вода была мутна, но глубока.

Во время уборки народа заезжало меньше, работа была легче, да и рабочий день короче. Единственный недостаток - плохая погода, грязь, холод и ранняя темнота.

ПОСЕВ

Отряд внипимовцев-мужчин во главе с могучим комиссаром Хоминым в видавшей виды институтской "коробочке" в среду в 9-00 по среднеевропейскому времени отправился с территории института по Симферопольскому шоссе в сторону юга. Вскоре за нашими спинами остались Тула и Щекино. Впереди блестела дорога и казалось ей не будет конца. По сторонам дороги расстилались поля, черные, еще не тронутые зеленью, но уже беременные самой идеей одеться в нежный салатовый наряд. Вскоре откуда-то сзади потянуло ужасно знакомым специфическим запахом, зазвенели стаканы, резко усилился темп речи - мужчины вырвались на свободу. После изрядной тряски по грунтовке, ведущей всторону от шоссе, автобус остановился перед правлением.

К директору, на прием, отправили тех, кто в дороге не мучался от жажды. В большом кабинете, отделанном под античный стиль, за столом мы увидели могучую фигуру мужчины, обтянутую добротным сукном, мужчину с лицом Карела Готта. Он поздоровался с нами, но говорить о деле не захотел, лишь поинтересовался приехал ли с нами Куманцов. Вскоре танцующей походкой с горящими глазами и с красным, видимо от возбуждения и прилива любви к директору лицом, вошел Володя. Встреча происходила в дружеской располагающей обстановке. Речь обоих была пересыпана множеством специфических словечек и оборотов, не переводимых на другие европейские языки. Вскоре появилась и Захаровна - особа, приближенная к директору, дородная и статная женщина, с которой Куманцов посыновьи обнялся.

С вещами мы отправились на склад получить постели и кровати. Склад оказался большой избой, где в весьма относительном порядке висели и лежали самые разнообразные предметы - от конской сбруи до электродвигателей, кроватей и гвоздей. Получив спинки кроватей и сетки, наволочки и матрасы мы разбрелись по хозяевам.

Нашей хозяйкой стала пожилая баба Вера, живущая с внуком-трактористом и теленком. Во дворе гавкал шестимесячный Бобик. Наш первый совместный дружеский и исключительно мужской ужин на новом месте прошел хорошо. Пили и ели то, что привезли с собой из родного дома. Мы познакомились друг с другом, поделились анекдотами и забавными случаями из жизни. Все было хорошо. Только иногда мы вздрагивали, когда за стенкой неожиданно и громко мычал теленок. Так закончился наш первый день в Раево.

ДЕНЬ ВТОРОЙ. Утром проснулись от сильного и резкого свиста скворца. Умывшись и одевшись взяли в руки наши "авторучки" - вилы и двинулись к столовой. Столовая напоминала вечернее кафе "Отдых", находящиеся на ремонте. На стенах его мы увидели живописные березки, самовары и разнообразную снедь, в меню же были только картофельное пюре и чай.

Плотно позавтракав одни бойцы отправились на сев, другие - на корма. Задача нашей бригады - обеспечить кормами молочную ферму. До силоса мы добрались на тракторе в шатком валке. Впереди перед нами бежал не до конца вылинявший заяц и когда ему надоел треск нашего трактора, он свернул в лес. Как выяснилось скоро, силосом называлась довольно плотная зеленая масса с кисловатым запахом. Цвет и запах массы менялся взависимости от глубины слоя. Наверху он был черный и пах явственно самогоном, внизу же он был нежно зеленым и пах мочеными яблоками. Мы искренне удивились, как ЭТО могут есть коровы, но рабочие совхоза нас заверили, что корм пользуется большим спросом. После обеда мы перешли на сено, или как здесь его называют "зеленку". Зеленку было грузить легче и приятнее и самое ценное - на ней можно было загорать в перерывах. День кончился партией домино и книгой Олдриджа.

ДЕНЬ ТРЕТИЙ мало отличался от второго, но работа была значительно интенсивнее. Загорать уже не пришлось - похолодало, шел мелкий дождь, стал дуть ветер.

ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ. Сегодня день Всесоюзного Коммунистического суботника. Наша бригада переходит на сев. Наша задача: обеспечить подвоз зерна в поле к сеялкам. Нашим водителем оказался большой поклонник Бахуса (Не Баха!). Грузим тридцатикилограммовые мешки ячменя и овса и вывозим в поле. Я на севе впервые. Мне все интересно. Сев мне напоминает конные забеги на ипподроме - утром на сев выходит пять тракторов, а к вечеру остается лишь два. Попробовал поработать на сеялке. Ощущение необычное - словно ты находишься на небольшом плоту на буксире у катера. Качество сева проверяет бригадир Николай Васильевич. Его фигура на белом коне с протертыми боками постоянно видна то на одном, то на другом конце необъятного поля.

В нашей комнате пополнение - нас уже восемь. Моя койка стоит очень удачно - все являются моими соседями и печка рядом.

ДЕНЬ ПЯТЫЙ. С утра занимались погрузкой. С обеда и до вечера я, неожиданно для себя, оказался на сеялке. Дело в том, что сеяльщик с кличкой "Стручок" увидел на горизонте автолавку. Несмотря на плохо слушающийся его язык и ноги, этот мужественный человек отправился в строну своей мечты ... и пропал до следующего дня. Пришлось мне заменить выбывшего бойца с/х фронта. Управление агрегатом не было очень сложным, но иногда рычаги не слушались меня и тогда сквозь гул трактора я слышал ругательства "моего" тракториста. К вечеру мы все уже хорошо понимали друг друга. Мое лицо к концу дня напоминало лицо шахтера, поднявшегося из забоя - пыль из под трактора и других сеялок плотно забила поры лица.

ДЕНЬ ШЕСТОЙ. Целый день занят погрузкой и разгрузкой зерна. В перерывах лениво лежим на мешках и говорим о рыбалке и борьбе с алкоголем. В трехстах метрах от поля загорелась громадная скирда из соломы. Бригадир успокоил - Горит алексеевская солома, не наша и жгут ее трактористы, чтобы освободить поле для сева. Интересно, что бы сказали коровы, увидев эту картину. Ходили греться к огню. Жарко!

ДЕНЬ СЕДЬМОЙ. Сев в полном разгаре. Работы много, не успеваем отдыхать. Наш шофер Иван Пруссаков - очень деловой и хозяйственный мужчина. Не пройдет мимо валяющегося мешка, не рассыплет ни зернышка, ни появится пьяным на работе. Недаром его портрет на Доске Почета. Говорили с ним о совхозной жизни. В обед увидели такие знакомые, почти родные лица: Гайдукова, Кобзаренко, Барка. Это делегация из ВНИПИМа прибыла для осмотра школы. Скоро начинается свекловичная пора и необходимо заблаговременно подготовить жилье для наших сезонников. Наши лица очень сильно загорели, хотя мы и прятались, как могли, от солнца. Наша хозяйка уже на свою половину дома взяла еще четырех человек-механизаторов. Вечером новые соседи долго шумели - видно добивали городские запасы.

ДЕНЬ ВОСЬМОЙ. Всю ночь за окном шумел дождь. С утра пошел снег и шел до обеда. Казалось вернулась зима. Почти до обеда болтались в правлении в полной неизвестности. Все же решили, что будем работать. Часть людей уехала на погрузку силоса, задача нашей бригады - разгрузить его после обеда на ферме. Разгрузили, сильно промокли. У фермы провалились по колено в грязь, которой здесь море. Еще повезло. Здесь, в навозе, можно было и вовсе утонуть, как это случилось в прошлом году с небольшим бычком. С радостью узнаем - нам приехала смена. Уехали мы из Раева вечером на рейсовом автобусе. Всю дорогу в автобусе орал какой-то пьяный мужик. Когда я вышел из автобуса в Туле, у меня было такое ощущение, что я здесь не был целый год. Непривычен асфальт под ногами, высокие дома, чистота под ногами. Вода в ванной после меня была черной.
Одна из весен конца 70-х

СЕНОКОС

Благословенный Цыгановский лес! Спасибо тебе за то, что ты есть. Есть в нашем почти безлесом краю замечательное место. Среди бескрайних полей вдруг возникает оазис - Цыгановский лес. Лес почти карманного формата. Когда я захотел обежать его по периметру, мне это удалось сделать всего за час. И несмотря на такой крохотный размер, лес богат разнообразной живностью. Здесь можно встретить лосей, кабанов, зайцев, оленей, лис, барсуков, горностаев и множество разных птиц. И вот в этом благословенном месте мы будем жить и работать почти две недели.
Мы, это отряд косцов из ВНИПИМа. Время действия июль 1987 года.

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ. Мы, мнсы, снсы, завлабы на институтской коробочке приезжаем на край Цыгановского леса. С нами грузовик со всеми нашими необходимыми вещами. Долгий утомительный путь на нашей тарахтелке и вот, мы в раю. Тишина, чистый воздух, высокая трава. Наша задача - на опушке леса, под соснами, вдоль небольшого оврага поставить палатки. Палатки большие, армейские, в каждой помещается не менее 5 человек. Начинается работа - собираются каркасы, забиваются колышки и вот уже вдоль оврага растянулась улица из пяти палаток. Кто то из самых нетерпеливых уже опробовал свою косу. Сегодня конечно не работаем и полностью занимаемся обустройством лагеря. На сосне водружаем флаг. Размещаем на деревьях возле палаток рукомойники. Выбираем место для кострища и ставим туда привезенный нами титан - всегда будет горячая вода. Устраиваем свои косы, грабли, вилы за палатками. Ставим на полянке ряд станков для отбивки кос.

Комиссар Кислов, наш маршал с хриповатым голосом, назначает первых дежурных. Их задача - смотреть за порядком в лагере, добывать дрова и следить за костром, пока все на покосе. На улице умеренно тепло, светит солнце. Кислов собирает нас, чтобы поставить задачу на завтра и последующие дни. Распорядок дня такой - подъем в 4 часа и далее работа до 7 часов. Затем завтрак. Его готовят и привозят к нам наши поварихи из центральной усадьбы. Далее отдых до 2-х часов, обед и работа до 7 часов. Потом ужин и отбой. Все, до завтрашнего утра мы свободны. Разбредаемся кто-куда: одни в палатку, перекусить или почитать, взятую из дома книгу, послушать радио по приемнику. Другие ушли на разведку в лес, посмотреть есть ли там грибы-ягоды. Сразу в нескольких местах слышан звон отбиваемых кос и вжикание брусков и напильников по косе - надо быть готовым к завтрашнему рабочему дню. Косы сразу пробуются в деле - и вот уже овраг возле палаток весь выкошен.

Вечером первый костер, чай, травля анекдотов, традиционные сто грамм. И ливень с неба загоняет нас в палатки. Гроза на природе не то, что в городе, кажется молния каждый раз метит в тебя. Наконец все утихает. Засыпаем до утра.

ДЕНЬ ВТОРОЙ.

Раннее утро и сладок наш сон.
Но не спит наш маршалл -
"Сено упустим" - кричит Кислов
и оглушительно кашляет.

Сегодня воскресенье, но это у нормальных людей, в городе, у нас же - первый рабочий день. Сегодня умеренно теплый день. Утром поработали на дальнем овраге. Наша задача - выкосить траву, не тронув молодых дубков и сосенок, посаженных поперек оврага рядами. Дошли до Гремячего ключа. Место красивое. Под горой, рядом с большими камнями глубокая ямка с чистейшей ключевой водой. Вода такая холодная, что ломит зубы. Из ямки вытекает довольно шустрый ручей, который уже через несколько десятков метров можно назвать небольшой речкой, в которой плавают мальки. Под камнями живет ласка, нам удалось ее увидеть. После обеда вынужденный отдых, правда и кстати, с непривычки все болит. Пошел дождь, поднялся ветер, была гроза.

ДЕНЬ ТРЕТИЙ. Солнечно. День без дождя. Поработали отлично - загрузили в склад 6 тонн сена. Днем ходили с Юрой на ягодную поляну. Впечатление необыкновенное. Большая вырубка, со всех сторон окруженная лесом. Рядом с дорогой, но не всякий найдет и заметит. Земляники видимо-невидимо. Каждый ушел на свою "плантацию" и стал терпеливо собирать в свои кружки ароматные плоды. Тихо. Никого не видно. Небо, солнце, лес и ягоды вокруг. Вот тут-то и родилась идея написать стихи "ПОЛЯНА"
- Я представил - вокруг меня небо,/А внизу неизвестная твердь./Я на ней никогда еше не был./Что там встречу я жизнь или смерть?/. Ягоды храним за палаткой в трехлитровой банке в выкопанной ямке. Ягоды присыпаем сахарным песком - он здесь у нас самый дефицитный товар. Вечером купались в пруду. Вода грязновата, зато глубоко. Чуть вдалеке от нас плавали домашние гуси и утки. Ночь была звездная, над головами стремительно проносились темные тени - знатоки сказали, что это летучие мыши. Долго сидели у костра, готовили лесной чай с травами, все шло в ход, даже щепочка для запаха. Пили чай неспеша и по-многу. Пели песни.

ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ. Рано утром прошел дождь, а днем стало по настоящему жарко, солнце палило весь день. В обед собирали ягоды. Приехали одноневники - наши девушки, 15 человек. Стало шумно и весело. Дело девушек - сгребать сено, сушить его и собирать в копны, наше - косить. Славно поработали, убрали Павловский овраг, сдали 5 тонн сена. Работали до самого вечера. Сильно устали, загорели, купались в пруду. Вечером, от скуки, решил сходить в деревню, где разместились наши пропольщики. До деревни идти километров пять. Навестил наших отделовских девушек, попил с ними чай, узнал последние новости, зашел в красный уголок, где немного посмотрел телевизор и отправился назад, в лагерь. Назад дорога в одиночестве, в темноте. Неповторимое чувство единения с Космосом. В мире только ты и небо. Все вокруг безжизенно и нереально и сам ты идешь словно бы во сне. Вон наш лес, совсем рядом! Идешь быстро, а он все на том же месте.

ДЕНЬ ПЯТЫЙ. Сегодня опять жарко и снова приезжали одноневники. Все было как вчера. В обед собирали ягоды. Вечером у костра сочиняли свою отрядную песню. Где-то далеко полыхали грозы, дождя не было.

Живем в Цыгановском лесу
Мужское лагерное братсво.
Сосновый воздух, птичий гул
И травы - все наше богатство.
Нас солнце будит на заре.
И наши косы травы режут.
Пока есть росы на траве
Мы косы крепко в руках держим.

ДЕНЬ ШЕСТОЙ. С утра пасмурно. Днем гроза и дождь. Работа остановилась. Приезжало начальство из Тулы, уговаривало нас остаться еще на дополнительный срок. Договорились на удлинение нашей командировки на несколько дней. В обед вышло солнце и стало жарко. Успели вывести из оврага лишь одну машину. Снова дождь и гроза. Ходил с Юрой на разведку за малиной, немного ягоды набрали, попались и грибы. Вечером ели грибной суп.

ДЕНЬ СЕДЬМОЙ. Весь день работали в Павловском овраге. Сгребали и сушили ранее скошенное сено. Жарко. В ораге кое-где стоят глубокие лужи с чистой дождевой водой. Дно луж устлано мягкой травой. Появилась идея искупаться. Удовольствие необыкновенное - вода теплая, чистая, по пояс и лежишь как в ванне, устланной мягким полотенцем. За день собрали и сдали 3 тонны сырого и 1 тонну сухого сена.

ДЕНЬ ВОСЬМОЙ. День сухой и солнечный, умеренно тепло. Работали на складе - укладывали тюкованное сено. За неделю отряд заготовил 58 тонн сена. Уже цветет пижма - лето перевалило через свою вершину. Через день уезжаем.

ДЕНЬ ДЕВЯТЫЙ. Сегодня свободный день. Но сначала разбираем палатки, грузим все свое оборудование на грузовик, выкапываем и затаскиваем на автомобиль титан. Последнюю ночь будем ночевать в общежитии на центральной усадьбе. После "обязательной программы" кто ушел в лес по грибы, кто по ягоды, кто ловит рыбу. На улице жарко. Завтра уезжаем.

ДЕНЬ ДЕСЯТЫЙ. День отъезда. Увозим с собой хорошее настроение, банки засахаренных ягод, сушеные грибы, зверобой и воспоминания о вечном дежурном Славе, который поломал в первый день две косы, про нашу трандычиху Таню, которая носилась по оврагу, показывая работающим мужикам какой она нашла цветок, про нашего командира, так славно рассказывающего анекдоты про бабс, про неожиданные встречи в лесу с кабанами, про везунчика Колю, который больше всех насушил грибов.

Прощай мой лес, Мой друг прощай!
Прощай здоровый, вкусный воздух.
Прощайте птицы, ночной чай,
Из меди кованные сосны.
Прощай костер с грибным дымком,
Прощайте в черном небе звезды.
Прощай, прощай наш летний дом
И жди нас с будущим покосом.