Максим Горький

Горький Максим (настоящие имя и фамилия Пешков Алексей Максимович; 1868 - 1936) – русский писатель, общественный и политический деятель, сторонник социал-демократической идеологии.

Отношения между Львом Толстым и Максимом Горьким носили сложный и неоднозначный характер – от взаимосимпатий до взаимонеприятия. Однако, несмотря на это, в целом они строились на высоком почитании друг друга, на искреннем интересе к друг другу, основе высоких эстетических взаимооценок. Каждый из них видел в другом настоящего художника слова.

Первая их встреча состоялась 13 января 1900 г. в Москве, в хамовническом доме Толстых. При ней присутствовал и В.А. Поссе, который позже передал главную суть атмосферы общения двух писателей в своих воспоминаниях. Он отметил, что Л.Т. отрицательно отозвался о романе Горького “Фома Гордеев” (“всё выдумано. Ничего такого не было и быть не может”), похвалил рассказ “Ярмарка в Голтве” (“просто, правдиво. Его и два раза прочесть можно”). На другой день, вспоминая посещение Горького, Л.Т. сказал Поссе: “Я, кажется, вчера обидел вашего приятеля… Я не сказал ему главного. За ним всегда останется крупная заслуга. Он показал нам живую душу в босяке. Достоевский показал её в преступнике, а Горький - в босяке. Жаль только, что он много выдумывает… Я говорю о выдумке психологической”. Кстати, этот упрёк Горькому –художнику, как и упрёк в адрес горьковского языка - напыщенно, искусственно, - Л.Т. будет выдвигать и в дальнейшем. 16 января автор “Войны и мира” записал в своём дневнике: “Был Горький. Очень хорошо говорили, И мне он понравился. Настоящий человек из народа”.

О своём восприятии посещения Л.Т. горький сообщил А.П.Чехову: “Всё, что он говорил, было удивительно просто, глубоко и хотя иногда совершенно неверно – по-моему, - но ужасно хорошо. Главное же – просто очень. В конце, он всё-таки целый оркестр, но в неё все трубы играют согласно. И это тоже очень хорошо, ибо – это очень человечно… […] Он очень хорошо отнесся ко мне, но это, разумеется, не суть важно. Не важно и то, что он говорил о моих рассказах, а важно как-то всё это, всё вместе: всё сказанное, его манера говорить, сидеть, смотреть на вас. Очень это слитно и могуче … Просидел я у него более трёх часов”. Двумя днями раньше Горький напишет слова благодарности за общение и Л.Т.: “За всё, что Вы сказали мне – спасибо Вам, сердечное спасибо, Лев николаевич! Рад. Что я видел Вас, и очень горжусь этим”.

11 мая 1900 г. Горький вместе с В.А.Поссе вновь посетил хамовнический дом, Л.Т. принял их в своём кабинете и беседовал с ними около часа, читал рассказ С.Т.Семёнова “Дед Аверьян” и не без умысла хвалил это произведение за глубину и значительность содержания.

8 октября того же года Горький приехал в Ясную Поляну и провёл в ней почти день. Писатели много говорили, гуляли в березовой роще. В этот раз Л.Т. читал Горькому “Отца Сергия”, знакомил со своими последними статьями, высказывал суждение о некоторых рассказах Горького. Однако Алексей Максимович был не в духе, ему не нравилась атмосфера яснополянской обстановки. Горький постоянно хмурился. Свидетельств конкретного содержания бесед почти не осталось, зато сохранилась сделанная С.А.Толстой прекрасная фотография, запечатлевшая Л.Т. и Горького в яснополянском парке.

Через полгода после этой встречи Горького заточили в тюрьму. Л.Т. негодовал по поводу этого и написал ряд ходатайственных писем высокопоставленным чиновникам. В одном из них он писал: “Я лично знаю и люблю Горького не только как даровитого, ценимого и в Европе писателя, но и как умного, доброго и симпатичного человека”. Хлопоты Толстого возымели своё действие. Горький был освобождён и благодарил за это Л.Т.

В 1901-1902 гг., когда Л.Т. по болезни находился в Крыму, состоялось 11 встреч писателей, в которых порой участвовали А.П.Чехов, Бальмонт, члены толстовской семьи. Проблемы современного общества, предназначения человека, смысл его жизни, смерти, бессмертия, сущности искусства и современного состояния литературы стали предметом разговоров между писателями. Некоторые из них нашли своё отражение в заметках Горького о Толстом, написанных в 1918-1919 гг.

В последние годы жизни Л.Т. с неостывающим интересом следил за творчеством Горького. Практически все главные произведения, созданные Алексеем Максимовичем с1900 по 1910 годы, были в центре внимания “великого Льва”. Подтверждение этому мы находим во многих воспоминаниях современников, но особую ценность представляют “Яснополянские записки Д.П.Маковицкого”. Приводим несколько фрагментов из них, содержащих оценки самого Л.Т.

1905

“22 февраля. У Лескова нет чувства меры. И у Горького нет”.

“26 апреля. Слава Горького растёт, как ком снега, лавина. Я читал первые его рассказы, и бросился мне в глаза его искусственный народный язык. Его слова никак не соответствуют его писательскому таланту; таких, каков он, десяток. За свою жизнь Чехов куда меньше возбудил внимания, а Чехов был огромный талант, у него было богатое воображение, у него было богатство образов, как ни у кого. У обоих общее то, что не имели чего нового сказать. Заслуга Горького в том, что показал босяков”.

“3 июня. Заслуга Горького в том, что он показал психологию босяков, описал их жизнь с любовью, хотя иногда и неверно, показал хорошие стороны их души. Этим он понравился, и от этого за границей имел успех, где на этих людей смотрели, как на потерянных и где не была затронута эта сторона никем. Достоевский “Записки из Мертвого дома” - то же самое.”.

7 июля. После прочтения А.Б.Гольденвейзером рассказа Горького “Тюрьма”:

“Как хорошо читаете, быстро и с правильной интонацией! Начало хорошее, но где рассуждения – слабо. Если рассуждения не совсем ясны, то они неуместны (в художественном произведении), как ораторский пафос в области философии, религии и математики. Они на месте в описаниях путешествий. Природы. Горький сначала всё тот же – талант. Изобразительность почти такая же, как у Чехова, но чувства меры у него нет, и не верен психологически”.

Л.Т. об успехе Горького среди читающей публики:

“5-6 октября. …он затрагивает важные вопросы и отвечает на них так, как думает толпа”.

Запись Д.П.Маковицкого от 10 октября:

“Л.Н. с возмущением вспомнил читанный шесть дней тому назад рассказ Горького о каторжнике, в котором Горький хочет доказать, что, если тебе делают добро, можешь и ты делать добро, если зло – так зло”.

1906

Отзывы Л.Т. на статью Горького “Заметки о мещанстве”:

“1 февраля. Софья Александровна: Вы не читали фельетон в “Новом времени”? Буренин распекал Горького за его статью о вас и Достоевском, цитируя из неё. Горький упрекает вас и Достоевского, считая, что его учение сводится к “смиряйся”, а ваше – к “совершенствуйся”.

Какие глупости! – иронически улыбаясь сказал Л.Н.” “18 сентября. За обедом Л.Н. говорил. Что сегодня получил стихи от лавочника из Тамбовской губернии, возвеличивающие Спиридонову и призывающие к мести, крови. Тон: горьковское – “cracher” (плевать).
Николай Леонидович: На днях Буренин в “Новом времени” писал о Горьком.
Л.Н.: Я читал. Грубо”

1907

“28 апреля. За обедом Фёдор Алексеевич прочёл вслух ответ Горького на вопрос анкеты “Mercure de France” о религии, где Горький говорит, что бог – религиозная идея. Л.Н. сказал:

Бог есть только объект религиозной идеи, а не религиозная идея.

О том месте, где Горький говорит, что религии различны, и они разъединяют людей, а соединяет их искусство, наука, которые одно, - Л.Н. сказал:

Какое искусство и наука одно? Есть искусство японское, наука китайская, древняя, теперешняя”.

1908

“2 июня. …я всё боюсь, чтобы я теперь у молодых (Андреева, Горького…) чего не просмотрел”.

“29 июня. На днях Л.Н. сказал, что современные музыканты-композиторы – то же по отношению к Шопену, Моцарту, Бетховену, что Андреев, Горький по отношению к Пушкину, Гоголю”.

Л.Т. об “Исповеди” Горького:

“7 августа. Не неинтересно, а скучно”.

“31 августа. Я прочёл горького “Исповедь”. Невообразимое. Все лица одинаковые (монах), одинаково говорят, выдуманные положения. – И Л.Н. удивлялся и тому, как это можно писать, и – более – тому, что это печатают”.

“28 октября. Мне нужно больше усилий, чтобы снисходительно отнестись к Горькому, чем к Андрееву”.

После того, как Д.П.Маковицкий дал Л.Т. прочесть статью А.Сиротинина о чешском поэте Махаре.

“Л.Н.: Поэт ваш очень мало интересен. К чему он чувствует отвращение, как вы думаете? – обратился Л.Н. к Черткову, сидевшему напротив, - К христианству. Это всё от большого ума. Времена такие. Это всё равно, что наши Горькие. Махар сам признаёт, что никаких идеалов не имеет. Никаких идеалов, и все этим очень довольны”.

1909

“9 ноября. Л.Н.: Читал всё Горького. Он как материал – превосходный. Язык хороший, когда он описывает то, что он знает, - эти разговоры босяков, их чувства, - превосходен. Но когда составляет из этого…… , приписывает им чужие чувства, тогда ерунда. […] Перечитывал Горького. Он мне был тогда несимпатичен. Боялся, что я несправедлив. Нет, не изменилось моё мнение”.

“12 ноября. У них (Андреева, Горького) такие же бессодержательные темы, как у Чехова, но у Чехова комизм, наблюдательность”.

“10 декабря. Л.Н. вспомнил рассказ Горького “На плотах”. Он, горький, в том поступке видит что-то поэтическое, сильное, а оно отвратительное, и Л.Н. высказался в том смысле, что он Горького не любит”.

1910

“3 сентября. Л.Н. (Михаилу Сергеевичу): Экая гадость, газета! В “Новом времени” Меньшикова статья о горьком, ловко, размашисто написана, но ругательная. Я Горького не люблю. Всякая ложная критика … есть дверь, в которую врываются все бездарные люди; … верной, пользующейся авторитетом критики, как во времена Белинского, пока нет…”

В октябре – ноябре. месяцах 1909 г Л.Т. читает произведения Горького и в Дневнике приводит свои размышления о них:

“24 октября. Читал Горького. Ни то ни сё”.

“25 октября. Вечер вчера читал “Мещане” Горького. Ничтожно”.

“7 ноября. После обеда читал Горького слабо. Нет главного – чувства меры, - знаменатель велик”.

“10 ноября. Вечер читал горького. Знание народа черносотенного, прекрасный язык, то есть говор людей. Но совершенно произвольная, ничем не оправдываемая психология, то есть приписыванье чувств, мыслей своим лицам – и всё больше героическая, и потом среда исключительно безнравственная. Притом рабское уважение пред наукой…

Дома вечёр кончил читать Горького. Все воображаемые и неестественные, огромные героические чувства и фальшь. Но талант большой. И у него, и у Андреева нечего сказать. […]”

“23 ноября. Читал после обеда о Горьком. И странно, недоброе чувство к нему, с которым борюсь. Оправдываюсь тем, что он, как Ницше, вредный писатель: большое дарование и отсутствие каких бы то ни было религиозных, то есть понимающих значение жизни убеждений, и вместе с этим поддерживаемая нашим “образованным” миром, который видит в нём своего выразителя, самоуверенность, ещё более заражающая этот мир. Например, его изречение: Веришь в бога – и есть бог; не веришь в бога и нет его. Изречение скверное, а между тем оно заставляет меня задуматься. Есть ли тот Бог сам в себе, про которого я говорю и пишу? И правда, что про этого Бога можно скзать: веришь в него – и есть он. И я всегда так думал”.

Как видим, отношение Л.Т. к Горькому неоднозначно, однако в целом доброжелательно.

Иначе выстраивается восприятие Горьким личности и творчества Л.Т. К художнику он всегда относился с пиететом, к личности – с интересом, переходящим от восторга к иронии и отрицанию. Учение Л.Т. было глубоко чуждо Горькому, быть может, потому, что он сам, полный жажды веры, хотел отыскать свой путь в этой сфере жизни. Учение Л.Т. с определенностью его установок претило молодому писателю, любившему свободу больше нравственных императивов, подверженному амбициозности и эгоистической практичности. Вот один из примеров критического отношения Горького к некоторым из идей Л.Т.

На исходе ХХ век, а земельный вопрос в России так и нерешен. Того и гляди – голод войдет в наши дома. Но не потому ли все это совершается, что так и не дали свободы народу, землю – крестьянам. Голос Л.Т. остался неуслышанным. А он предупреждал: “...только освобождение большинства людей от того земельного рабства, в котором оно находится, может сделать политические реформы не игрушкой и оружием личных целей в руках политиканов, а действительным выражением воли народа”. Но на горизонте российской действительности появились новые кумиры. Одни сбрасывали Л.Т. с корабля современности, другие, будто похлопывая его по плечу, поучали, как ему, доживавшему жизнь старцу, жить и мыслить.

“Вы, – писал Горький, к счастью, в неотправленном письме к Л.Т., – давно остановились на высоте Вашей идеи о спасительности личного совершенствования – они (мужики – В. Р.) ушли далеко вперед по пути к сознанию своих человеческих прав, Вы потеряли их из виду, Вы не понимаете их, и у Вас нет права говорить о том, кто является их представителями, но – это не Вы, граф! ” Оставим в стороне молодого писателя: он еще набирал силу, проходил свои университеты. Важно другое: Горький выразил тенденцию времени. Он развивал в ином направлении толстовский взгляд на проблему мужика в России, вставшего на путь ненависти и насилия, завоевания права жить “не по-скотски, а по-человечески” революционными способами.

В стране шла первая революция. Ею были охвачены все слои общества. Кое-кому казалось, что люди противоположных убеждений недостаточно активно убивают друг друга. Общественное мнение дышало непримиримостью. И над всем этим неслись слова о гуманизме, подлинных символах веры, свободе, демократии. Фраза заполняла журналы, газеты, митинги. Большинство было уверено, что цель оправдывает средство.

Мужик рвался к земле, проливая ради этого свою и чужую кровь, а ему обещали права. Позже, в 1917, большевики одним только лозунгом “Земля – крестьянам!” перевернут всю Россию. В начале века про землю будто забыли. Более того, отчужденно смотрели на тех, кто о ней помнил. “Вы, – писал Горький в том же письме к Л.Т., – не правы, когда говорите, что крестьянину нужна только земля, здесь Вы противоречите Евангелию, которое считаете одним из источников чистой мудрости. “Не о хлебе едином жив будет человек”, – сказано там, и Вы ведь сами знаете, что русский народ, помимо обладания землей, хочет еще свободы мыслить и веровать, и Вы знаете, что за это его ссылают в Сибирь, гонят вон из России... ”.

Конечно, Л.Т. все это знал. Но, обладая бó льшим жизненным опытом, чем Горький, глубже чувствуя жизнь мужика, он знал и другое: земля – первооснова всего, она нужна мужику, как воздух, но и без него она оскудеет, превратится в пустыню. Земля – источник поддержания и произрастания духа, и только духовный человек способен сохранить себя в мире и для мира. Земля без нравственного отношения к ней – мертвая зона, богом забытый край. Не просто земля и люди, а земля и нравственно живущий на ней человек – так и только так мыслил себе истинную цивилизацию Лев Толстой.

Мужик не выдержал социально-экономических бурь, не выдержал потому, что так и не почувствовал себя на этой земле хозяином. Разрыв с землей обернулся для него нравственной катастрофой. Слом веры, вековых устоев жизни, привнесение психологии временщика – все это от возвышения над мужиком, от непонимания законов русской деревни. Ошибся не граф, а те, кто слева и справа поучали графа, в том числе и Горький.

И всё же для Горького Лев Толстой всегда был вершиной человеческого духа и художественного гения. Ни один писатель не значил для него так много, как Л.Т. В письме к семилетнему мальчику Илюше, писавшему ему после смерти Л.Т., что “все русские писатели умерли, только ты остался”, Горький ответил: “Дорогой мой Илюша! Да, Толстой - человек – умер, но великий писатель – жив – навсегда с нами. Через несколько лет, когда ты будешь постарше и сам начнёшь читать прекрасные книги Толстого, ты, милый мальчик, с глубокой радость почувствуешь, что Толстой – бессмертен, он – с тобой и вот – дарит тебе часы наслаждения искусством”.

Приводим ещё несколько высказываний Горького о Л.Т., выраженных в свойственной ему афористической манере:

“В искусстве слова первый – Толстой”;

“…душа нации, гений народа”;

“Толстой глубоко национален, он с изумительной полнотой воплощает в своей душе все особенности сложной русской психики…”;

“Весь мир вся земля смотрит на него; из Китая, Индии, Америки – отовсюду к нему протянуты живые, трепетные нити…”;

“Я не хочу видеть Толстого святым; да пребудет грешником, близким сердцу насквозь грешного мира, навсегда близким сердцу каждого из нас. Пушкин и он – нет ничего величественнее и дороже нам…”;

“Этот человек – богоподобен!”;

Крылатой фразой Горький очертил духовное богатство великого предшественника:

“Толстой – это целый мир!”

Ремизов В.Б