Гуманитарные ведомости. Вып. 3(51) Т1 2024 г

57 Гуманитарные ведомости ТГПУ им. Л. Н. Толстого № 3 (51), октябрь 2024 г. своей свободы возмутились против Творца, – то были падшие ангелы; другие, поставленные в положение низшее, удалились от Него действием, хотя и также свободным, но вызванным искушением извне. Согрешившие человеческие создания, будучи не столь виновны как падшие ангелы, получили обетование искупления и прощения. Таковы, по мысли Хомякова, содержание и смысл первого, онтологического этапа Откровения. На втором – нравственном этапе Откровения – Бог снова являет себя твари, на этот раз в Сыне Человеческом, и это Богоявление было намного полнее первого. Чего не могла поведать неизмеримость Божественного творения, было открыто в тесных границах человеческого естества. «Божие Слово явилось здесь как существо нравственное по преимуществу, как единственное нравственное существо». [12, c. 93]. Это «нравственное существо», по мысли Хомякова, не могло быть открыто ни в неразумном творении, ни в духовной природе ангелов, ни в самом человеке, созданном по образу и подобию Божию, но было явлено только Словом Божиим, воплотившимся в человеческой природе. Вся парадоксальность данного понимания нравственной сущности Бога состоит в том, что нравственное начало выступает здесь в качестве такого атрибута Божественной природы, который Бог вообще не передает творению, но только приобщает его к нему. Нравственность оказывается здесь абсолютно Божественным, а не человеческим качеством. Что означает приобщение к «нравственному существу Бога» как центральный пункт нравственного богословия Хомякова? Явление Богочеловека как «единственного нравственного существа» олицетворяет собой высшие законы бытия: закон любви, закон принятия чужих грехов, закон непротивления злому, закон добровольной жертвы. Все эти законы определяют, прежде всего, поведение Богочеловека, составляют основу Богочеловеческой этики, которая получила свое развитие в трудах о. Сергия Булгакова. Они не могут служить мерой поведения отдельного человека, в силу его ограниченной тварной природы. Богочеловеческая этика имеет совершенно иной масштаб и иной механизм мотивации: двуприродное и единоипостасное основание; две воли – Божественную и человеческую, находящиеся в определенном динамическом взаимодействии, и постоянно пребывающие в фокусе Божественного самосознания (ипостаси) [5, c. 214-224]. В богословии Хомякова нет места личной нравственной святости, личному совершенству и личному обожению, т.е. возможности личной реализации евангельских заповедей Христа. Соответственно, для него как бы не существует и опыта личной святости и личного обожения. Это тем более удивительно, что в одно время с ним святой Серафим Саровский являл в своей жизни чудеса стяжания Духа Святого. Однако Хомяков вовсе не считает нравственные заповеди Христа неосуществимыми в принципе. Они могут быть реализованы только в соборном Богочеловеческом общении, которое возможно только на почве единой Церкви как полного и окончательного Откровения Божьего в ипостаси Святого Духа, соединяющего людей с Богом, друг с другом и с ангелами. В этом и состоит