Гуманитарные ведомости. Вып. 3(51) Т1 2024 г

12 Гуманитарные ведомости ТГПУ им. Л. Н. Толстого № 3 (51), октябрь 2024 г. исторической изолированности. Но, пожалуй, самым основным его итогом является обнажение характера соотношения философии и идеологии» [7, с. 8]. Практическая философия тяготеет к тому, чтобы формы практико- философского мышления были оттеснены на поверхности общества в качестве постулатов, стали основанием деятельности и руководством по организации общественной жизни. Философское мышление, достигающее каких-либо результатов, просто не может сказать: «Это истинно, но мы не можем принять это в качестве руководства к действию». Таким образом будет поставлена под сомнение сама истинность философского открытия. Практическая философия в политическом масштабе тяготеет к тому, чтобы стать идеологией, а идеология нуждается в философии как в чём-то, что могло бы обеспечить её внутреннюю динамику, легитимировать её притязания на организацию жизни определённым образом: «Не все знания, которые попадают в голову индивида, проходят через его ум, но только те, которые прошли через него, становятся действительным достоянием личности и воплощаются в его существовании, реальных поступках (в этом смысле практика действительно есть критерий истины)» [11, с. 7]. Плюралистичность подходов к философии подразумевает множественность точек зрения, но каждый из философов (а мы часто говорим о философии, атрибутируя её конкретному философу) претендует на то, что именно его позиция первостепенна, поскольку истинна. Тогда обращение к истории мысли становится экспликацией формы самосознания общества и эпохи: «Философия – это не только имена и школы, она – форма самосознания общества, выражение духа времени, эпохи, которую переживает общество» [7, с. 9]. У философии и идеологии в значительной степени единая специфика и одна судьба. Даже в рыхлых и пористых образованиях, которые избегают того, чтобы быть названными идеологией, в основе лежат определённые идеи об обществе, имеющие силу принуждения. Зиновьев показывал это на примере сопоставления «идеологизированного» советского строя и «вне- идеологичного» западного. К числу его важных замечаний относится и мысль о производстве духовных ценностей в западном обществе: «Оно одновременно относится и к сфере экономики, и к сфере культуры, и к сфере идеологии. И опять-таки тут имеет место не просто вмешательство экономики в культуру. Сама культура есть составная часть экономики. Аналогично идеология есть часть культуры, культура – сфера и средство идеологии» [13, с. 15]. Философия сегодня – это тоже часть культуры и большая сфера культурного производства. Несмотря на (пост-)глобализационные процессы в сфере культуры – некоторые философы, к примеру, Кристиан Морару, вполне всерьёз предлагают использовать самоуверенную метафору экономиста Томаса Фридмана о «плоском мире» –, национальная традиция мышления не утрачивает своей потребности в философской рефлексии. Смысл «философского парохода» как раз и состоял в том, чтобы гомогенизировать пространство мысли, удалив из него элементы, которые нарушали гомогенность потока. Теоретическое разведение идеологии и философии имеет, таким образом, прикладное значение для поддержания функционирования философского