Гуманитарные ведомости. Вып. 4(50) 2024 г

Гуманитарные ведомости ТГПУ им. Л. Н. Толстого № 2 (50), июль 2024 г 20 безличным предметным содержанием, которое взвешивается на весах объективной истинности, представляет собой персональную, ответственную позицию того индивида, который стоит за этим суждением» [3, c.22], и именно последнее может быть отнесено к философии. Это высказывание предваряет важный для автора пример, доводящий эту идею до предельной остроты. Речь идет о трех ученых-историках, специалистах по истории караимов, которые, будучи прежде сторонниками теории о принадлежности этого народа к евреям и будучи спрошенными нацистами, отвечавшими за «научность» «решения еврейского вопроса», не сговариваясь, ответили, что караимы не являются евреями, из чего следовало, что они не подлежат уничтожению. В данном случае свидетельство ученого было поступком: «научная истина отнюдь не является этически нейтральной, если ее рассматривать в контексте конкретной человеческой деятельности, с учетом целей и последствий последней, как поступок самого ученого». Философ как задающий мир поступком своего мышления, как Демиург, не нуждается в понятии истины и если обращается к нему, то лишь для того, чтобы найти общий язык с познанием: создаваемый им мир не преддан ему как объект познания, а само мышление философа не сервильно не только в отношении практических задач и интересов, но и по отношению к познанию. Мысля мир как целое, он не может рассматривать его, не видя движения к уничтожению караимов или, например, того, что даже обосновываемое правом или самыми благими, так называемыми, моральными целями или совершенной случайностью, убийство является именно убийством. Иными словами, философское мышление, обращенное даже к самым трансцедентирующим человека идеям, не может не быть обращенным к простейшей данности мира. Именно и только философское мышление способно предзадать самому себе поступок не-убийства: не заповедь «не убий», не требование или закон, которые всегда могут быть обойдены и ограничены рациональностью, но сам поступок не-убийства, само решение, которое и может быть дано только в поступке. Подобно тому, как чтобы быть философом, надо родиться, точно также для этого надо быть не-убивающим. Ненасилие, поэтому, есть не некий вывод из рационального дискурса, не одна из теорий, а то, что вообще делает философское мышление возможным. Как начальное для философии это не допускает обоснования и не нуждается в нем. Тем не менее, стоит сказать, что именно это начало делает философию самодостаточной, вырывает ее из пространства социума и индивидуальной повседневности. Демиург не убивает, не мыслит и не обосновывает убийство. Это тот уникальный случай, когда язык называния яснее и убедительнее, чем любое рассуждение. Помыслить философа через образ Демиурга значит с предельной серьезностью принять и развернуть особый понятийный ряд: самодостаточность, мышление как поступок, единственность. Сюда можно добавить и центральность – иное выражение той же единственности. Именно таково рождение философа, когда «Я, вращавшееся прежде вокруг объективного мира ценностей (моральных, религиозных, научных, каких угодно), отказывается впредь быть периферией этого центра и хочет само стать