Гуманитарные ведомости. Вып. 1 (49) 2024 г

Гуманитарные ведомости ТГПУ им. Л. Н. Толстого № 1 (49), апрель 2024 г. 57 устремления (интенций) к саморазрушению. Понимание Себя в качестве Иного – это, вероятно, финальная точка в разговоре о спасении. Тема Другого инициирована (и инфицирована) классической антропологией и именно поэтому порождает тупиковые ветви свобод, так как несет в себе архаический Предел (трансгрессия) в образе сохранения все того же «старого» человека, и потому уводит в сферу «банальной» трансформации телесности/тела (транс(пост)человечность, киборгизация). Действительно, Другой – своеобразный рубеж в разговоре о Человеке, его поливалентности, открытости в интерпретации другими (Другим). Однако эта «другость» внутри себя самой (человек как другой для себя) опирается все еще на интуитивную констатацию в виде личной истории, переписанной для демонстрации Другим – интерпретация себя (открытость для своего переописания) содержит шаблон со спектром клишированных уловок и заготовленных ответов. Данный спектр представлен набором архетипических образов – альтер-эго, двойник в его исконном понимании (предвестник смерти); – мать-земля, мудрец, герой, воин, жертва и пр. Здесь также уместно ставшая трюизмом манифестация Сартра «Ад – это другие». Этот заранее известный (готовый) спектр приоткрывает тот факт, что мы (так же заранее) уже готовы к любой анафеме и любому проклятью, а, стало быть, к любому святотатству. Личная история предельно онтологична (по существу – это гуманитарная физика), потому переописание и самоописание играют по «универсальным» правилам, которые невозможно отменить (история не терпит сослагательных наклонений); пусть эти правила и не работают здесь и сейчас, и все же, когда-то они были законом. Вероятно, наиболее наглядный и очевидный пример – пример со сложностью принятия решений на Нюрнбергском процессе в отношении судей нацистской Германии, совершавших преступления против человечества и человечности, но действовавших в рамках некогда существовавшего закона, или дело Эйхмана, тщательно задокументированное Х. Арендт с поражающими своей простотой (ужасающими очевидностью) выводами о банальности зла, вскрывшими (актуализировавшими) глубокое противоречие (пропасть) между Моралью и Правом. И в этом контексте личная история обладает спасительным якорем – иллюзией безответственности, определяемой прошлым онтологическим статусом. Это, ужасающе, не противоречит бахтинскому «не-алиби в бытии». Субъект, интуитивно-догадывающийся о подобном этико-онтологическом принципе, в своем желании спастись от ответственности вполне может допускать и иезуитскую логику и мораль (такое иллюзорное убежище) – «да, я не могу отказаться от своего бытия и своей ответственности за выбор, но выбор был представлен в этом бытии только лишь в двух вариантах, и мне пришлось выбирать из предложенного – что ж, к сожалению, таковы законы тогдашнего бытия (мира)». В этом смысле выбранная нами в качестве метафоры картина Гольбейна, который в своем символическом жесте во многом предвосхитил проблемы субъективации, (само)идентификации, семиотизации, ускользания (и пр. тем постмодернистской рефлексии), показывает, что пространство личной истории