Гуманитарные ведомости. Вып. 2 (46) 2023 г

Гуманитарные ведомости ТГПУ им. Л. Н. Толстого № 2 (46), июль 2023 г. 8 реагирует на выразившуюся в поступке моральную негодность личности человека, вина – на созданные поступком негативные последствия для других людей. Следует упомянуть и тот факт, что, по крайней мере, на уровне метафорики новоевропейское представление о «стыде совести», или «cтыде- вине», воспроизводит некоторые черты концепции стыда Августина, которая очень сложно и неоднозначно соотносится с социализированным и десоциализированным пониманиями стыда (как и первое понимание, она предполагает, что стыд спровоцирован взглядом другого человека, но в центре внимания оказывается не то, что другому оказался известен порочный поступок агента, а то, что от другого не удалось скрыть телесную наготу или сексуальный акт, и это остро напоминает об онтологическом несовершенстве человеческого рода) ([3, c. 35-36, 43-45]). Концепция Августина положила начало третьей традиции понимания стыда и воспроизводится некоторыми современными мыслителями уже вне исходного теологического контекста (см.: [33]). Ключевым для данного исследования обстоятельством является то, что среди авторов, тексты которых Х. Доусон использует в качестве иллюстрации того типа стыда, который она называет «стыд-вина», фактически отсутствуют главные философские авторитеты той эпохи. М. Монтень и Б. Паскаль упоминаются ею лишь в связи с их общей критикой зависимости самооценки от мнения других людей. Дж. Локк рассматривается как разработчик теории «репутационного стыда», который не обсуждает возможность существования стыда иного рода и не реагирует на мнение теоретиков, утверждающих, что стыд представляет собой не только реакцию на суждение других людей, но и что-то иное. И только трактат «О законе природы и народов» С. Пуфендорфа, цитируемый Х. Доусон, действительно является тем случаем, когда в центральном для той эпохи философском тексте стыд рассматривается как в перспективе общественного осуждения, так и в перспективе автономной самооценки, причем первая перспектива вызывает у С. Пуфендорфа сомнения, связанные с тем, что она создает возможность отрыва переживания стыда от морального качества человеческих деяний [28, p. 21-22; 16, p. 387-388]. К С. Пуфендорфу в этом отношении можно было бы добавить другого новоевропейского титана, не упоминаемого Х. Доусон – Гуго Гроция. В некоторых фрагментах «О праве войны и мира» стыд также обсуждается как автономное переживание [6, c. 687]. Однако в целом мейнстрим западной философии раннего Нового времени действительно воспроизводил то понимание стыда, которое Х. Доусон называет «репутационным». Он продолжал линию Аристотеля и Фомы Аквинского и вводил новые акценты в обсуждение проблем, обозначившихся уже в античности и средневековье. Я попытаюсь показать это на примере обсуждения стыда Рене Декартом, и Бенедиктом Спинозой. Рене Декарт Вписывая стыд (Honte) в систему страстей души, P. Декарт относит его к числу страстей вторичных, или частных. Все такие страсти являются либо