Гуманитарные ведомости. Вып. 1 (45) 2023 г

Гуманитарные ведомости ТГПУ им. Л. Н. Толстого № 1 (45), апрель 2023 г 23 понятия. Второй аргумент неправомерно сглаживает нравственную проблему: философствующий теист убеждает человека, сталкивающегося с благоденствием безнравственных людей и страданием добрых, преодолевать свое страдание от этого зрелища сознанием внутренней доброты человеческой природы, и сознанием возможности будущей жизни; но вера в эту возможность, хотя и приучает разум к терпению физических зол, не дает разумной уверенности . Третий аргумент вполне произвольно, по диагнозу Канта, признает закон благоразумия верховным правилом нынешней жизни человека, а моральный закон, как критерий вознаграждения добродетельных, верховным правилом жизни будущей, признавая, что в этом мире счастье/несчастье (якобы) законно и необходимо является продуктом только естественных способностей разумных существ, и настаивая, что в ином мире действует иной «порядок вещей». Согласно такой логике, в этом мире человек (якобы с полным правом) может требовать себе только материального удовлетворения, а добродетель и святость остаются предметами из «потустороннего». Кантовская чистая этика, развитая в «Основоположении к метафизике нравов», начинает с того, что переворачивает эту логику, утверждая безусловную действительность абсолютного долженствования на основе закона (практического) разума в этом мире и безусловный же приоритет этого категорического долженствования перед любым гипотетическим долженствованием в плоскости успеха и наслаждения. Систематическое мышление об этом категорическом долженствовании (чистая моральная философия) в приложении к знанию о природе человека выстраивает, на основании этого теоретического переворота, целостное понятие об определениях нравственной воли человека во всех его этически значимых отношениях, или трансцендентально-практический идеал. Сознание этого идеала служит (единственно возможным, по Канту) основанием для нравственного умонастроения; единственный путь к освобождению от зла и бедствий жизни есть, следовательно, соединение своего разума с этим чистым нравственным умонастроением. Напротив, для чисто теоретического знания о человеке (и такого же самосознания человека) перспектива воплощения этического назначения человека в истории, перспектива морального самосознания и морального обращения нередко оказывается вообще закрытой, и при этом притязание «проникать мыслью в умопостигаемый мир» сохраняет для догматической спекулятивной мысли иллюзию , будто аргументы философской и богословской теодицеи, предлагаемые теоретическим разумом, сохраняют свою полную силу. Кантовская трансцендентальная диалектика, а затем эссе Канта о попытках теодицеи, развеяли эту иллюзию. Ввиду принципиальной логической недостаточности и этической сомнительности традиционных аргументов на поприще философской теодицеи кантовская теория оправдания и спасения, строящаяся на основе понятия о нравственном «перевороте в умонастроении», дает философствующему разуму не некую новую «критико-философскую» теодицею (после трансцендентального поворота первой критики разума кенигсбергский философ показал