Гуманитарные ведомости. Вып. 3 (43) 2022 г

Гуманитарные ведомости ТГПУ им. Л. Н. Толстого № 3 (43), ноябрь 2022 г 70 вторых, в некоторых узко понимаемых прибылях от «исследований» – прежде всего медицинских, технологических и экономических» [5, с. 130]. Оправдание, связанное с самой природой университетской деятельности: «функция сохранения, культивации и передачи культурной традиции» [5, с. 130], – «находит отклик» (и тогда не наверное) «если эта функция выполняется небольшим числом выдающихся институтов, которые по своему положению в чем-то аналогичны национальным галереям и музеям» [5, с. 130]. Тактически, может быть, иногда оправданно утверждать, что «высшее образование имеет значение, поскольку оно движет инновации и экономические преобразования» [5, с. 247], и, таким образом, «высшее образование способствует экономическому росту, что, в свою очередь, означает вклад в общенациональное процветание» [5, с. 248]. Высшее образование «меняет жизнь людей» таким образом, что «после обучения выпускники с большей вероятностью находят работу, чаще получают более высокую зарплату или удовлетворение от работы и точно также им проще переходить с одной работы на другую» [5, с. 248]. Но безраздельное господство такого языка описания, утверждает Коллини, формирует не только «привычку», но определяет и само представление университета как коммерческой фирмы. Политизация «предпринимательского университета» с позиции «природы знания» и «прагматики университетского преподавания» На основании «интерпретации истории университета», Коллини предполагает, что современный университет, чтобы оставаться университетом не только в качестве «технического термина» (Г. Г. Гадамер [35, c. 42]), «должен обладать абсолютным минимумом четырех характеристик» [5, с. 26]. Первое: «обеспечивать ту или иную форму высшего образования, которое в каком-то смысле не ограничивается просто профессиональным обучением» [5, с. 26]. Второе: «развивать некую форму передового исследования или научной работы, характер которой не до конца диктуется потребностью решать непосредственные практические задачи» [5, с. 26]. Третье: «осуществлять такие виды деятельности в одной дисциплине или четко определенном секторе дисциплин» [5, с. 26]. Четвертое: «пользоваться определенной формой институциональной автономии, по крайней мере в том, что касается интеллектуальной деятельности» [5, с. 26]. Первый, второй и четвертый пункты, перечисленные Коллини, отсылают нас именно к знанию и преподаванию , сущность и форма которых «сопротивляются» тому, чтобы быть товаром (практическое знание окончательно приобретает форму товара, а науки, по словам Хайдеггера, «все больше сливаются с повседневностью и тем самым становятся одновременно неважными и полезными, как булочные и канализация» [33, с. 121], в процессе цифровизации [36], как это описано, помимо Хайдеггера, например, у Лиотара). Здесь включается в игру старое противопоставление между «самоценным» («бесполезным») и «инструментальным» знанием. Интеллектуальная деятельность по существу относится к «бесполезному», в том смысле, что, во- первых, «неуправляемо»; во-вторых, никогда не завершено (Ридингс указывает