Гуманитарные ведомости. Вып. 3 (43) 2022 г

Гуманитарные ведомости ТГПУ им. Л. Н. Толстого № 3 (43), ноябрь 2022 г 7 обращает внимание, что Федоров ставит, прежде всего, нравственные, а не технологические задачи перед человечеством [6, с. 18] и т.д. Все это справедливо, поскольку главная идея Н. Ф. Федорова – дарование жизни всем ушедшим поколениям действительно обладает большим нравственным зарядом. Здесь дело не только в жалости и сострадании к умершим, что само по себе является значительным проявлением морального чувства, сколько в обосновании необходимости воскрешения предков через нравственную идею долга перед отцами. Императив долженствования гораздо сильнее морального сентиментализма, и именно это ставит этику долга Федорова в один ряд с категорическим императивом Канта и наделяет ее высочайшей духовной ценностью. Все проблемы начинаются с «практической» частью, то есть с вопросом о реализации этого проекта в жизнь. И здесь нельзя обойти вниманием критику Федорова со стороны тех русских религиозных философов, которые давали ему очень высокую оценку. Для объективного восприятия учения Федорова и основанного на нем русского космизма, особенно его религиозных идей, эта критика очень значима. Но она, увы, часто игнорируется в современной апологетике космизма. Приведем несколько высказываний, не просто сохранивших свою актуальность, но именно сегодня ставшими актуальными. Наиболее объективное отношение к Федорову высказал, мы полагаем, Н. А. Бердяев: «Федоров излагает вселенские деловые проекты, перескакивает от Св. Троицы к устройству музея, от метеорологии к воскрешению мертвых, бесконечно повторяется, соединяет безумную фантастику с трезвым реализмом» [2, с. 424-425]; «Как утопист, Федоров верит в безграничную силу разума в мире и недооценивает значения иррациональных, темных стихий, преуменьшает силу зла в человеческой жизни. В религиозном сознании это вело к тому, что он слишком много возлагал на трудовые усилия человека и как будто бы не видел, что воскресение возможно лишь через благодатное возрождение во Христе, а не через регулирующую волю человека, его знание и технику» [3, с. 470]. «Безумная фантастика», кажется, одно из самых точных определений проекта воскрешения умерших с помощью научно-технических средств. С точки зрения классической академической науки – это утопический сциентизм, он неприемлем, так как противоречит фундаментальным законам природы, изменить которые, не разрушив своей сущности, человек не в силах. Если говорить с точки зрения религии, конкретно, с позиций ортодоксального богословия, то научно-техническое воскрешение – ересь. Ни один известный богослов не дал позитивной оценки такому замыслу. Не случайно эти идеи увлекли сторонников трансгуманизма, не так давно появившегося иммортологического направления, стремящегося с помощью развития биотехнологий достичь невероятного долголетия и даже физического бессмертия человека в земных условиях. Обратимся теперь к богословской ветви русской религиозной философии. «Федоровский «проект», – пишет еще один ценитель Федорова С. Н. Булгаков, – хозяйственно, магического воскрешения грешит недолжным