Гуманитарные ведомости. Выпуск 4(40). 2021 г

Гуманитарные ведомости ТГПУ им. Л. Н. Толстого № 4 (40), декабрь 2021 г 113 гносеология во многом основываются на снятии классического выстраивания субъект-объектных отношений между человеком и другими элементами бытия, в которых человек противопоставляется познаваемым объектам. Спекулятивный реалист Квентин Мейясу для обозначения этого выстраивания ввел термин корреляционизма. Корреляционизм предполагает такую дихотомию сознания и предметности, в которой познающий субъект не может выйти за рамки своей собственной репрезентации предмета познания. Главный принцип корреляционизма, по Мейянсу, был актуализирован «коперниканским переворотом» Канта. Его можно выразить так: человек, познавая окружающий мир, всегда имеет дело не с самой реальностью как таковой (сама реальность – «вещь в себе»), а с интерпретацией реальности, с результатом субъективного акта, заключающегося в соотношении мышления человека с заведомо отстраненным от него бытием. Реальный мир выносится за скобки, а человеческая способность интерпретировать реальность ставится выше самой реальности [14]. Человек, как мера всех вещей, эти вещи отражает не в их изначальном состоянии, а подвергая их влиянию конституирующей способности своего разума и таким образом создает новую сконструированную реальность, по статусу находящуюся выше обычной реальности. Этой же точки зрения придерживаются сторонники социального конструктивизма, считающие, что человек не отражает мир, а интерпретирует его в зависимости от своей культуры. Мейясу взамен корреляционизма и конструктивизма утверждает принцип радикальной контингентности (безосновности), хорошо известный ученым: вещи существовали до появления разумного наблюдателя и могут существовать независимо от него, то есть вещи не нуждаются в ином субъекте. Бытие каждой отдельной вещи является ее фактом [15]. Грэм Харман, поддерживающий Мейясу в критике корреляционизма, концептуализирует его несколько иначе. Он называет классическую онтологию привилегированным доступом к бытию. Философ, утверждающий, что в мире нет ничего, чего не было бы в мысли или что в мире существуют вещи, но любое их познание превращает вещи в мысль, осуществляет, по мнению Хармана, таксономическую ошибку. Ошибка заключается в предположении, что язык и разум, как отличительные черты человека, делают его не просто интеллектуально особенным, но и онтологически особенным [21, с. 76]. Это притязание на облечение всех объектов мира в мысль, потому что мысль есть человеческое свойство, и называется привилегированным доступом к бытию. Взамен фактам у Мейясу Харман предлагает считать вещи, институты, явления и самих людей автономными объектами. Автономные объекты важны сами по себе независимо от иерархии их особенностей, от их интеракций друг с другом, они всегда больше тех отношений, в которых участвуют [21, с. 80-86]. Объекты есть не меньше себя, то есть они не могут быть разбиты на части или сведены к бесформенному первопринципу, и не больше себя, то есть не могут быть обращены в идеи об объектах [22, с. 136-143). Харман также полагает, что возвращение к спекуляции об объектах выведет философию из все более сужающегося круга единственно человеческих реальностей (сейчас это учение о предельных основаниях существует в гораздо более узкой предметной