Гуманитарные ведомости. Выпуск 3 (39). 2021 г

Гуманитарные ведомости ТГПУ им. Л.Н. Толстого № 3 (39), октябрь 2021 г 20 соответствует аристотелевскому пониманию данного переживания, в рамках которого бесчестье никак не может стать автономным от суждений и действий других людей (человек не сам себя бесчестит, независимо от того, что думают и делают окружающие, но подвергается бесчестью как особого рода обращению). Такое соотношение собственного поведения и самооценки деятеля с поведением и оценками других людей оказывается, по Аристотелю, неизбежным в опыте стыда, поскольку философ убежден в том, что внешние факторы не просто усиливают стыд, а конституируют его. Фома подтверждает это, аристотелевское, понимание бесчестья при обсуждении источников страха. Страх, по его мнению, возбуждается будущим злом, которое превосходит силы страшащегося человека и кажется ему непреодолимым. Два основных вида этого зла – тяжкий труд и бесчестье. При этом бесчестье понимается исключительно как «бесчестье, уничижающее... [того, кто испытывает страх] в представлении других» [11, c. 474]. В случае с Аристотелем возможность автономного стыда мы скорее домысливаем, чем находим среди реально обсуждающихся им опций (намек на нее присутствует в формулировке Стагирита об усилении стыда в случае «видимости» поступка для других, но это лишь намек, который растворяется в его прямых утверждениях [2, c. 86]). Фома же в действительности анализирует такую возможность, поскольку она выражена в интерпретации стыда конкретными богословами – Иоанном Дамаскином и Григорием Нисским, утверждавшими, словами Фомы, что «стыдливость есть страх перед совершением или уже совершенным постыдным деянием» [10, c. 170]. Однако собственная позиция Фомы состоит в том, что для возникновения стыда необходимы как возможное или реальное совершение кем-то постыдного деяния («греховного акта»), так и осуждение этого деяния со стороны других людей. Эта коллизия нашла свое выражение в «Большом трактате о главных добродетелях» при анализе вопроса о том, связана ли постыдность деяния со стыдом или нет. Здесь Фома проявляет двойственное отношение к приведенному выше мнению Иоанна Дамаскина и Григория Нисского. С одной стороны, он присоединяется к нему в том, что касается выявления подлинных предметов стыда (ответа на аристотелевский вопрос «Что постыдно и почему?»). Разрыв стыда и постыдного деяния, так или иначе зафиксированный во всех четырех возражениях к этому вопросу трактата, неприемлем для Аквината. Он формулирует аргументы против обоснованности такого разрыва. Об этом подробнее пойдет речь ниже, в следующем разделе статьи. Однако в том теоретическом пространстве, которое задает аристотелевский вопрос «Что такое стыд?», Фома относится к формулировке Иоанна Дамаскина и Григория Нисского скорее критично. Он начинает обсуждать не один, а два вида стыда. Во-первых, это «стыд, присущий пороку и связанный с безобразностью произвольного акта» [10, с. 171]. Именно он соответствует определению стыдливости двух богословов. Однако такое переживание проблематично именно в качестве стыда, если стыд по своему определению является одним из подвидов страха. Произвольный акт, раз он зависит от одной только воли, не должен был бы вызывать у деятеля