Гуманитарные ведомости. Выпуск 1 (37). 2021 г

Гуманитарные ведомости ТГПУ им. Л. Н. Толстого № 1 (37), март 2021 г. 84 всего Горация, а не отдельных его образов, мотивов и решений на одно стихотворение Державина, иначе говоря, она будет соблюдать переводческий принцип, при котором контекстом одного переводимого стихотворения является все творчество поэта, и нежелательно, не прочитав полного собрания сочинений, приступать к переводу одного стихотворения. Но здесь действует не синтетическая процедура, подвести все эти впечатления от чтения сочинений к убедительной конструкции перевода, а аналитическая – итогом влияния Горация на Державина становится не перевод Державина из Горация и даже не перевод Державина на родной для Горация язык, а исключительно само стихотворение Державина, которое надлежит при переводе анализировать, в том числе давая волю случаю и отличая аналитически случаи и удачи от любых других ситуаций. Когда мы сравниваем получившийся перевод с оригиналом, то видим, что ни одно слово оригинала не потеряно и ни одно не добавлено, не сохраняется только «река времен», а просто «порыв времени», и «общая судьба», а только «те же судьбы для каждого», по свойствам латинского литературного языка, где этих сжатых идиом не было, они стали возможны в русском языке как меланхолические, но не обязательно поэтические наблюдения. Далее [2, c. 179] Васильева об этом и пишет сама, говоря, что попытка использовать меланхолический латинский размер для высказывания Державина, например, элегический дистих или иной «стилистический шифр» сразу бы привел к разрастанию перевода. Самое интересное, это разрастание было бы не собственным действием поэтической энергии, а действием случайных слов, теряющих свою силу: «[Д]аже и тогда элегия в шестнадцать строк будет выглядеть неприлично куцей заготовкой, первой черновой наметкой, канвой с нерасшитым еще узором, тогда как алкеевой (еще одно звено в цепи традиций!) строфой горацианского образца державинский стих исчерпывается «глоток в глоток»». Так прозаизированные слова оказываются лишь наброском, материалом и одновременно канвой, выступая в своей текстовости, а не свободной поэтичности, синтезируя себя и тем самым клеймя свое прежнее состояние как черновое, – тогда как аналитическое понимание звена в цепи традиций, то есть умение соотнести образец с традициями, а не только с другими образцами, и позволяет достичь требуемой адекватности. Соотнесение образца с образцами синтезирует впечатление, а соотнесение его с традициями аналитически устанавливает, как именно перевод исчерпал свой буквально данный пересказываемый смысл и достиг тем самым свободной, не поддающейся пересказу целевой формы. Об этой ситуации Т. В. Васильева лучше всего написала сама: «Читателю легче выучиться понимать Гете по-немецки и Катулла по-латыни, но это не отменит задачу перевода, потому что перевод это вызов поэта – поэту, но не только: это вызов культуры – культуре, языка – языку, чувства – чувству, знания – знанию. Вызов ли это умения – умению? Думается, что в последнюю очередь, ибо переводчик и автор оригинала – выступают в разных весовых категориях: последний просто творит, как и живет, «свободно и свободно», а