Гуманитарные ведомости. Выпуск 1 (37). 2021 г

Гуманитарные ведомости ТГПУ им. Л. Н. Толстого № 1 (37), март 2021 г. 80 порочной – это несколько злоупотреблять собственным статусом. Поэтому, обращаясь к Лосеву в пышных латинских выражениях, как к чудесному мужу и писателю, он дальше разрешается серией риторических вопросов как упреков – вряд ли в русском языке серия риторических вопросов смотрелась бы как что- то уместное, она выглядела бы как эмоциональный и агрессивный разговор, тогда как в латыни это просто необходимая часть выстраивания аргумента, только так он может быть построен и вполне состояться как аналитический. Бибихин упрекает Лосева за то, что он «презирает и призывает к разочарованию» (spernit exhortaturque ad diffidentiam) в образцах добродетели и красоты. «Различает ли он тем самым Бога и богов? Ни в коем случае, но не только читателя оставляет в сомнении и отчаянии, но также торжествует (exsultat) над чудовищными и обещающими нечто черное извращениями». В обратном переводе у нас получились рифмы, которых не было в латинском тексте, но здесь важно, что Бибихин упрекает Лосева в поощрении толпы: «Уже и толпа нездорово торжествует», из-за того, что ученый поощряет свойственную ей ненависть и зависть при виде всего прекрасного. Латинский перевод позволял это высказать не как личный выпад в потакании толпе, а как часть работы риторических фигур, как амплификацию, как будто работающую самостоятельно, синтетический подход к переводу, а не аналитический, разводящий позиции говорящего и речи. Для Бибихина Лосев был синтетически настроен, а Бибихин выносит толпу за скобки так же, как Карсавин выносил общину гностиков. Но самое интересное – это финал неотправленного письма, упреки учителю: «Так ни больше ни меньше (Ecce enimvero) наш почтенный учитель пощипывает католического поэта Данте, в аттической скульптуре находит не знаю что уж чудовищное, Плотина делает товарищем жестокого императора, а римское право упрекает в неизбежной жестокости (necessario cruentem insinuit)». Завершая сохранившийся отрывок тем, что эта критика классического наследия заставила мучиться несколько дней (cruciabar nonnullas dies), Бибихин добавляет, «тем более, что она исходила от человека известнейшего и почтеннейшего». Иначе говоря, латинский перевод позволил не просто быть вежливее и не унизить учителя, но усложнить саму ситуацию, где как бы нет какой-то единой идеологии, позволяющей критиковать разные явления культуры с какой-то одной позиции, но есть некоторое феноменологическое отношение к культуре, которое требует как-то на нее посягнуть, то уязвив, то осудив, то сблизив далекие явления. Именно это разнообразие действий и причиняет боль: трудно при синтетических привычках принять феноменологическую позицию Лосева и не принять это неприятие части мировой культуры, а на феноменологическую позицию нам приходится вставать просто чтобы рассуждать о культуре с метапозиции, потому что Лосев выработал язык этого рассуждения. Аналитический подход к переводу Бибихина позволяет перейти от упреков в недооценке культуры, упреков отдельных и потому заведомо не окончательных, к исследованию того, как возможно вообще рассуждение о