Гуманитарные ведомости. Выпуск 3 (35). 2020 г

Гуманитарные ведомости ТГПУ им. Л. Н. Толстого № 3 (35), ноябрь 2020 г. 42 врожденной и представляет собой социальный конструкт [1], правда, настолько глубоко укорененный, что даже «сходя с ума» (то есть выходя за рамки привычной для данного общества модели рациональности), человек не выпадает из общего с другими людьми пространства реальности («поля игры»), так как изменение представлений о мире на уровне сознания не сопровождается трансформацией базовых установок габитуса, воплощенных в повседневных телесных практиках и автоматических реакциях, отражающих идентичный – для всех членов общности – опыт восприятия реальности, сформированный благодаря сходным условиям социализации. Иными словами: при расстройствах психики связь сознания с реальностью хотя и нарушается, но не утрачивается совсем, поскольку устанавливается она не посредством сознания, а на уровне бессознательного, и находит свое выражение в том, что может быть названо практическим чувством реальности, которое (именно потому, что является элементом социального бессознательного [9]) помогает человеку ориентироваться в окружающем его пространстве даже тогда, когда контакт сознания с реальностью потерян. Практическое чувство реальности, будучи продуктом социального опыта (опыта «обживания социального мира» [4, с. 46]), «подогнано» под определенную парадигму реальности (настроено на работу с тем стандартом действительности, который воспринимается данной группой как «естественный», «истинный», «само собой разумеющийся», «очевидный»). Это позволяет в определенном отношении сохранять подконтрольность телесного поведения (в том числе и в том случае, когда сознание перестает в должной мере выполнять свою «надзирающую» функцию). Пожалуй, нигде социальный контроль не является настолько жестким и настолько безличным (поскольку осуществляется на уровне социальных структур – объективных и инкорпорированных, и обыденных практик), как в том, что касается установок, формирующих отношение к реальности и являющихся частью социального бессознательного (социально приобретенный взрослый настрой вытесняет детское мировосприятие практически полностью, не оставляя о нем ни памяти, ни знания, ни даже отдельных случайных элементов/следов в техниках тела). Даже сбежав в сумасшествие, человеку не удается освободиться от власти общества: его тело, независимо от его сознания, продолжает жить и действовать в соответствии с той парадигмой реальности, представление о которой (вместе со способностью к практической ориентации) он приобрел в процессе научения. В какой мере тогда можно говорить о человеческой свободе? Сохраняет ли это понятие смысл, если базовое отношение к реальности контролируется обществом как структурой и не принадлежит к сфере ведения и волевого решения индивида; если приобретаемый во взрослом состоянии опыт исключает воспоминания об альтернативных установках и саму возможность их – как несуществующую?