Гуманитарные ведомости. Выпуск 1(33). 2020 г

Гуманитарные ведомости ТГПУ им. Л. Н. Толстого № 1 (33), июль 2020 г. 125 стройные светил»), а у Данте его любовь к Беатриче подчинялась и прямо календарю в начале «Новой жизни». Это сниженный вариант того же гуманизма неба, но опять же происходит замена текста (а Розанов в «коробах» «Опавших листьев» говорил именно о бумагах, тексте, записках, чтении Мельникова-Печерского о монашестве и протоколах Религиозно-философских собраний) на жалобу и стон, на речь, не полусладкие и полугорькие эмоции, а на ответственность перед строем песнопений, даже уже перед не строем ветхих небес, а перед особым устройством речи. Сатирическое осмысление наследия Розанова пронизывает последнюю книгу Александра Миронова, например, в сопоставлении смерти как конца и семяизвержения как смерти семян на конце, и во множестве других метафорических непристойностей. Но важно, что здесь в журналистском духе поздней поэзии Миронова (см. о ней [1, c. 210]) выстраивается метатекст, своего рода сверхгазета, знаменовавшая переход от Самиздата к официальным публикациям, обращенным к более широкому читателю, основанный на многозначности слова «конец» или «семя». В более ранних стихах Миронова эта же внепсихологическая речь тела осуществлялась гораздо тоньше. Таково стихотворение «Рисунок», в котором сразу заявлено: «Тема Inferno: старик одевает собачку» [3, c. 56]. Собачка как недостижимый предмет желания кобелей оказывается как раз разрывающей стройное гуманистическое небо, всё оказывается чрезвычайным, появляется радуга как благословение Ноя, как непосредственная речь Всевышнего, сохраняющее от потопа, океана, иначе говоря, от путешествия по мирам, пахнет паленым, «Первенец выполз на берег», иначе говоря, эволюция и свободная берет верх над старым гуманизмом как текстом. Этим заканчивалось и розановское произведение: Дети, о дети, милые сердцу Иова, вот и вернулись вы, дети. И вправду ль – дети? Дети-то – дети, но хари какие, рыла!.. Иначе говоря, в гуманистической перспективе финал книги Иова – это восстановление нормы. В экзистенциальной – произошло что-то необратимое, простой текст благословений и доброй старости и доброго потомства уже невозможен. Гоголевская аллюзия на хари и рыла в этих строках не случайна, птица-тройка появляется именно когда старому гуманизму текста противопоставляется скептическо-катастрофический эволюционизм Константина Леонтьева с его первичной простотой, цветущей сложностью и вторичным упрощением: А времени ход был безумен и крив, как бред безнадежно больного. Сравнить ли мне чары леонтьевских слив с эйфорией «Vita Nuova»? Блудницы и взрывчатых блюд повара,