Гуманитарные ведомости. Выпуск 2(30) 2019 г

Гуманитарные ведомости ТГПУ им. Л. Н. Толстого № 2 (30), июнь 2019 г. 63 об абсолютности морали, которая для него проявлялась, помимо прочих вещей, в том, что специфическое содержание морали не может быть редуцировано к набору определенных принципов. Сам он предложил принципиально открытую систему «начал добродетели» исходя исключительно из потребностей полемики с теми мылителями (в частности, с Френсисом Хатчесоном), которые пытались свести все нормативное содержание морали к утилитаристски трактуемому принципу благожелательности. По убеждению Прайса, принцип благожелательности не является единственным высшим принципом морали, существуют другие, не сводимые к принципу благожелательности принципы, например, справедливость, правдивость, обладающие внутренней ценностью, и в ряде случаев ограничивающие действие принципа благожелательности. В моральной практике Прайс отстаивал свободу морального субъекта, которому в силу обладания высшей моральной способностью – разумом, универсальное содержание морали открыто во всей полноте, которым во всех его решениях и поступках движет сознание морали и отношение к ней как «к своему правилу и цели». То, какие принципы и каким образом будут полагаться в основу решений, оценок и поступков конкретными людьми в конкретных обстоятельствах, как они будут упорядочиваться в нравственном опыте людей, как будут осуществляться, оказывается всецело в ведении самих моральных субъектов. Конечно, в истории этики были попытки построения систем универсальных безусловных принципов, которые предъявлялись реальным индивидам для исполнения в качестве обязательных. В британской этике XIX в. построение таких систем составляло главную задачу для целого ряда авторов (например, Александр Смит выстраивает такую систему в «Философии морали», 1835; Уильям Хьюэлл – в «Элементах морали и политики, 1845). Они действительно пытались сформулировать основополагающие принципы, которыми мог бы руководствоваться любой человек, стремящийся поступить правильно в конкретных обстоятельствах и в этом смысле брали на себя роль «учителей морали». Но столь же справедливо и то, что прояснение и систематизация нормативного содержания морали отнюдь не непременно выражают претензию этики и этиков учить морали. Таким образом, как хорошо видно по приведенным из истории философии примерам, не всегда «научная», «этическая» установка реализуется по описанному в докладе А. Г. сценарию. Более того, именно на основе этой установки в истории философской мысли были выделены и осмыслены те особенности морали, которые существенны для А. Г. именно в рамках «философского» подхода, в первую очередь – исключительная персональность моральных суждений, решений и поступков. На мой взгляд, это говорит как раз о том, что если и можно допустить какие-то основания для разделения «научного» и «философского» подходов, они не так антагонистичны, как предполагает А. Г., и «научный» подход, по меньшей мере, не является разрушительным для тех смыслов, которые обнаруживаются в морали при «философском» подходе. Постоянная же совмещенность (смешанность) этих