Гуманитарные ведомости. Выпуск 2(30) 2019 г

Гуманитарные ведомости ТГПУ им. Л. Н. Толстого № 2 (30), июнь 2019 г. 12 софисты. Этот рубеж, обозначивший не только существенный поворот философской мысли, но и важнейшее изменение в самой исторической реальности, было зафиксирован знаменитым тезисом Протагора: «Человек есть мера всех вещей, – существующих, что существуют, не существующих, что не существуют» (Платон. Теэтет,152 а). Софисты установили, что в отличие от природы, которая представлена в людях неотвратимо и во всех одинаково, человеческие установления (нравы, обычаи, законы, взгляды на добро и зло) произвольны и варьируются в зависимости от самих индивидов. Они, в целом, придерживались мнения, согласно которому в практических действиях, как и в познании человек не может рассчитывать на объективную общезначимую истину. Подобно тому, как люди в осажденном городе в своих знаниях ограничены только тем, что происходит внутри города и не ведают о том, что творится за его стенами, так и индивиды скованы своими желаниями и интересами, обслуживание которых составляет адекватный предмет их сознательных человеческих решений и усилий. Стремление людей к добродетели как человеческому совершенству софисты (в особенности это относится к младшим софистам) истолковали как деятельность, направленную на то, чтобы лучше устраивать свои дела, получать преимущество, индивидуальные и общие выгоды, в той (домашней и публичной) среде (в суде, народном собрании, воспитании детей и т.п.), которая создается сознательными усилиями людей, убедительностью их речей и аргументов. Себя они предложили в качестве платных учителей, способных этому научить, и осуществляли эту деятельность весьма успешно, по крайне мере в том, что касается их собственной выгоды. Хотя ряд идей софистов, прежде всего, их общая установка, что ценность добродетели заключена не в ней самой, а в тех внешних (утилитарных, инструментальных и иных) выгодах, которые с ней сопряжены, оказались устойчивыми, тем не менее, в целом, как школа они не получили продолжения. Более успешной оказалась традиция, начало которой положил их оппонент Сократ. В отличие от Протагора, о котором Диогена Лаэртский пишет, что «о мысли он не заботился, спорил о словах» [Комм. 1], Сократ был озабочен как раз мыслью и только ею – мыслью о добродетели и добродетелью как мыслью. Он, соглашаясь с софистами, что человек с его стремлением к добродетели является основной заботой самого человека и фокусом философских размышлений, отличался от них тем, что принимал это стремление в высшей степени серьезно, видя в нем выражение его субъектности как разумного существа. Сократ интеллектуализировал силы, лежащие в основе добродетели. Он рассматривал нарождающуюся этику как теоретическую науку, подчинил ее гносеологии. Считая, что намеренное зло невозможно по определению, и, будь оно возможно, оно было бы даже лучше зла невольного, Сократ определил добродетель как знание. Это не означало, что все, кто действуют добродетельно, знают, что это такое: так, мужественный Лахет не может сказать, что такое мужество, да и сам Сократ принимает иногда верные решения, действуя по подсказке непонятного внутреннего голоса (своего