Гуманитарные ведомости. Выпуск 2(30) 2019 г

Гуманитарные ведомости ТГПУ им. Л. Н. Толстого № 2 (30), июнь 2019 г. 115 ареале моральная оценка связана по преимуществу с ценностями честности и заботы [15]. В этической теории это обстоятельство контрастно выражают как некоторые дефинитивные теории морали (концепции «моральной точки зрения» (Курт Байер) [10] и «общей морали» (Бернард Герт) [13]), так и многочисленные попытки обосновать мораль, в которых она по умолчанию отождествляется с императивно заданным альтруистическим отношением к другим людям (примеры: концепции Алана Гевирта [14] и Кристин Корсгаард [19]). В качестве общего вывода по этой части моего отклика на историко- философский нарратив А. А. Гусейнова можно сказать, что в XVII-XX вв. в западной культуре и этической мысли мы видим вполне очевидную тенденцию к отождествлению нормативного содержания морали с требованиями, которые предписывают деятелю озабоченность благом другого человека и интерпретируют это благо исключительно через призму безопасности, благополучия и свободы. Содержание морального долга обедняется за счет исключения из него значительного количества требований, которые или вообще не связаны с благом другого, или интерпретируют его перфекционистски (например, в категориях спасения души). Я думаю, что такие изменения оказываются вне предложенной А. А. Гусейновым реконструкции истории этики не случайно. В рамках его подхода к пониманию этики и морали они выглядят как мелкие или несущественные в связи с тем, что его историко-философский нарратив сосредоточен не на ценностях и принципах, а на условиях возможности ответственной деятельности, условиях возможности поступка. Но ведь условия возможности поступка это еще и условия возможности реализации определенных ценностей. Для меня эта ситуация выглядит как прямая параллель обсуждения Золотого правила в начале доклада. Мне кажется, что Золотое правило обладает несколькими вполне равноправными смыслами – а) дает возможность деятелю, опирающемуся на него, обрести автономию, б) фиксирует фундаментальное этическое равенство людей, в) является требованием, поддерживающим непрямую взаимность, г) защищает свободу реципиента действия (то есть его свободу не подвергаться нежеланному или не встречающему его согласие обращение). В связи со своей общей установкой А. А. Гусейнов обсуждает подробно только один из этих смыслов, первый. Вскользь затрагивает второй. Но не упоминает третий и четвертый [3]. Я же воспринимаю это как потерю какого-то очень важного для морали содержания и лакуну. Вторая идея доклада, привлекшая мое внимание, касается соотношения в истории этики утилитаристского и кантианского подходов. Утилитаризм и кантианство выступают у А. А. Гусейнова как специфические варианты решения основной проблемы постсредневековой этики, состоящей в том, что философы обнаружили две бытийных единицы (индивида, который существует для себя и сам по себе, и общества, в виде государства, которое тоже существует само для себя и само по себе) и попытались найти формулу достойного индивидуального поведения, учитывающую это обстоятельство. Кантовский автономизм отталкивался при решении этой проблемы от