Гуманитарные ведомости. Выпуск 2(30) 2019 г

Гуманитарные ведомости ТГПУ им. Л. Н. Толстого № 2 (30), июнь 2019 г. 114 классификаций греховных поступков, которые человек совершает по отношению к Богу, ближнему и самому себе. Данная классификация появляется не позднее XII в. в приписываемом Гуго Сен-Викторскому трактате «Собрание сентенций»… Вслед за Гуго Сен-Викторским классификацию повторяет Петр Ломбардский, перенося грехи по отношению к самому себе с первого на последнее место, а в более развернутой форме ее анализирует Фома Аквинский в «Сумме теологии»… К XVI в. тройственная классификация грехов постепенно трансформируется в религиозном дискурсе в рассуждение о тройственных обязанностях: грехи против Бога, себя и других есть нарушение обязанностей христианина по отношению к Богу, самому себе и ближнему» [4, c. 120-121]. Классическую форму эта систематизация морального долга приобретает в XVII в. в трудах Сэмюэля Пуфендорфа, прежде всего, в трактате «Об обязанностях человека и гражданина» (в устаревшем русском переводе «О должности человека и гражданина по закону естественному») [6]. Часть философов XVIII в. принимает эту традиционную классификацию и пытаются ее обосновать (см.: [17]). Другая часть пытается, говоря словами из доклада А. А. Гусейнова, «переосмыслить… мораль в ее нормативном содержании». Они отождествляют моральный долг со вторым типом обязанностей – с императивно заданной установкой на содействие благу другого, или благожелательностью. В виде отдельных характеристик эта мысль присутствовала у Шефтсбери [20, с. 15, 18]. Френсис Хатчесон использовал ее систематически, проводя редукцию обязанностей всех трех типов к обязанности благожелательности [8, с. 24]. Важнейшим эпизодом дальнейшего противостояния подходов к выявлению содержания морали служит критика обязанностей перед собой Джоном Стюартом Миллем. Именно Милль в трактате «О свободе» прямо провозгласил тождество морали и особого (исключающего причинение вреда) отношения к другому человеку. Недостатки характера и отдельные действия, касающиеся самого индивидуума, приобретают, по Миллю, моральное значение лишь в тех ситуациях, когда они одновременно затрагивают интересы кого-то еще. Пример – расточительность, которая не позволяет человеку содержать свою семью или уплатить долги: «Если, например, человек по причине своей невоздержанности или расточительности не может платить долгов, или, будучи нравственно обязан заботиться о своем семействе, не может вследствие этого содержать или воспитывать членов своей семьи, то он, конечно, заслуживает осуждения и может быть справедливо подвергнут наказанию, но только никак не за невоздержанность или расточительность, а за неисполнение своей обязанности к семейству или к кредиторам» [5, с. 350]. Как видим, к расточительному человеку, который не имеет семьи или не имеет долгов, нет и не может быть никаких моральных претензий. Прямой пересмотр системы нравственного долга преобладает у Милля над ее редукцией к универсальной утилитаристской благожелательности. На выходе процесса переосмысления нормативного содержания морали мы обнаруживаем тезис современной психологии, что в западном культурном