Гуманитарные ведомости. Выпуск 2(30) 2019 г

Гуманитарные ведомости ТГПУ им. Л. Н. Толстого № 2 (30), июнь 2019 г. 104 общественным нравственным сознанием. Э. Ю. Соловьев, используя талион в качестве методического принципа, предложил свой проект улучшения пенитенциарной системы на основе последовательной реализации нравственно- политических идей классического либерализма XVIII в. Его статья «Переосмысление талиона. Карательная справедливость и юридический гуманизм» [См.: 13] является блестящим примером логического развертывания либерального нравственно-правового идеала и воплощения его в конкретных правовых нормах. А. А. Гусейнов своими оригинальными идеями вызвал немало плодотворных дискуссий, подпитывал и держал в тонусе российское этическое сообщество, поддерживал в нем демократические традиции спора. Так, Р. Г. Апресян обращает внимание на альтернативную высказанной А. А. Гусейновым версию происхождения морального долженствования, предложенную М. Оукшотом. Согласно Оукшоту, представление о морально должном складывается в процессе непосредственного общения и взаимодействия. Стандарты поведения и формы взаимоотношений первоначально поддерживаются традицией и привычкой и лишь позднее рационализируются, и обобщаются. В определенной своей части мораль остается непосредственной и не рационализированной. Таким образом, мораль, по мнению Оукшота, существует в двух формах: в форме эмоциональных привязанностей и обусловленном ими поведении и в форме сознательного стремления к моральным идеалам и исполнению моральных правил [См: 10]. Р. Г. Апресян в целом поддерживает эту точку зрения. Как он пишет, этот опыт обобщается сначала в дескрипции, затем в качестве рецепта действия в конкретных ситуациях, и, наконец, в виде надситуативного предписания [2, с. 21]. Если обратиться к древним письменным источникам, то они, скорее, подтверждают эту гипотезу. Первые моральные предписания, видимо, действительно были выражены в очень конкретной форме и привязаны к конкретным ситуациям (как обычаи). Так они выглядят на надгробной плите жреца Шеши (III тысячелетие до н.э., эпоха Древнего царства): «Я спасал несчастного от более сильного... Я давал хлеб голодному, одеяние нагому... Я хоронил не имеющего сына своего... Я делал лодку не имеющему своей лодки...» [7, с. 8]. Позднее требования приобретают уже абстрактную форму. Об этом свидетельствует письменный памятник той же культуры, но более позднего времени, – египетская «Книга мертвых» (сер. II тысячелетия до н.э., эпоха Среднего царства). Здесь приводятся слова самооправдания умершего перед владыкой загробного мира Осирисом: «...Я не чинил зла... Я не крал... Я не завидовал... Я не лицемерил... Я не лгал... Я не подслушивал... Я не совершал прелюбодеяния... Я не убивал... Я не сквернословил...» и т.д. [7, с. 8]. Изменение формы моральных требований означало, что они уже освободились от связи с конкретными ситуациями и могли быть применены в качестве ориентира для целого ряда аналогичных ситуаций, а это, в свою очередь, предполагало творческий подход при реализации абстрактной нормы, развитие рефлексии, самосознания.