Гуманитарные ведомости. Вып 4 (28) 2018.

Гуманитарные ведомости ТГПУ им. Л. Н. Толстого № 4 (28), декабрь 2018 г. 8 его сподвижниками в качестве божественного руководства для всего человечества и «последнего священного Писания, ниспосланного Аллахом», где непосредственно явлена «сущность Корана», которая «несотворена» и «является атрибутивным качеством Аллаха», при этом признается, что «его записи, издания, бумага, на которой он написан, являются сотворенными (махлуком)» [3, с. 377]. Отмеченные выше 4 случая употребления этого слова в НКРЯ за весь XVIII век включают в себя 2 разных денотата, когда (1) «Всеволода сбив, гнали до Корани» («до Коранѣ»), согласно летописной цитате от 1139 г. (Татищев, 1750), т.е. обозначая населенный пункт и (2) собственно «Книга», когда упоминаются (2а) «суд по корану» (Радищев, 1790), (2б) «священный наш Коран» (Крылов, 1792) и (2в) «экземпляр Аль-Корана» (Карамзин, 1793). Наряду с этими примерами текстов из НКРЯ, как уже отмечалось выше, в этом столетии были известны 3 издания переводов «Корана» (1716, 1790 и 1792) с французского и английского языков, которые дополнялись монографией Дмитрия Константиновича Кантемира (Demetrius Cantemirius, 1673-1723), советника и сподвижника Петра Великого, положившей начало и отечественному востоковедению «Кнiга систiма, или состоянiе мухаммеданскiя релiгiи//Книга Систима или Состояние мухаммеданской религии, 1722) в основу которой был положен его же латинский текст «Systema religionis mahomedanae» (другое название – «Systema de religione et statu Imperii turcici», 1719), где вторая глава называется «О именах Курана» [7, с. 84-96]. 2. Религиоведческие аспекты Лингвистические аспекты описания термина «Коран», частично представленные выше, отражают некоторые особенности отношения к главной священной книге мусульман в отечественной культуре, где в XVIII веке радикально изменилось понимание «своего» и «чужого». Далее мы будем различать языки первого и второго порядка, где под первым будет пониматься «язык наблюдателей действительности» (далее – Я1), а под вторым – «язык наблюдателей за наблюдателями действительности» (далее – Я2). Так, исторически знакомство с исламом и, возможно, Кораном, началось с летописного повествования о «выборе веры» князем Владимиром из трех авраамических традиций в 986 году, где, как утверждает «Повѣсть врємѧнныхъ лѣтъ» (1110-1118), наряду с хазарскими иудеями, греческими и римскими христианами («жидове козарьстии», «философ» от «грѣци» и «нѣмци от Рима») присутствовали и «болъгары в[е]ры Бохъмиче (болгары магометанской веры)». Так именовались представители элит Волжской Булгарии, принявших в 922 году ислам и культуру глобального «Pax Islamica», веротерпимого к «людям Писания» ( ахль аль-китаб, .)اھﻼﻟﻜﺘﺎب Это описание «болъгары в[е]ры Бохъмиче», прежде всего привлекает тем, что в нем ислам отнесен к возвышенной собирательной категории «вѣра», охватывающей и традиции других посланников, хотя в эту эпоху господствовала другая коннотация, сформировавшаяся в контексте глобальных геополитических конфликтов и