Гуманитарные ведомости, выпуск 3 (27) 2018.

Гуманитарные ведомости ТГПУ им. Л. Н. Толстого № 3 (27), том 1, октябрь 2018 г. 54 чрезвычайно значимый, ибо служащий умственным посредником содержаний веры, частный случай), сообщается ему «особенным характером веры», и орудие понимания Божественного служит «к разумению истины вообще» [1, с. 228]. Отрывочно и нецелостно действующая «логическая рассудочность» служит, по Киреевскому, таким орудием «римскому исповеданию», а целостное и полное развитие этого отвлеченного рассудка стало возможно благодаря влиянию «исповеданий протестантских» [1, с. 228]. Для русского же христианина, по убеждению Киреевского, «ни тот, ни другой способ мышления не могут быть вполне удовлетворительны» [1, с. 228]. Для этого и необходимо строгое сознание конфессиональных различий в области веры, которые имеют свои закономерные последствия в области культуры, и эти последствия также требуют ясного осознания. Ибо развитие философского мышления, как полагал Киреевский, совершается в двояком сопряжении: в постоянном соприкосновении «с высшими вопросами веры» и в соприкосновении с «развитием наук и внешней образованности» [1, с. 234], так что православный, являющийся неосознанным католиком по характеру своего мышления или даже своих высших убеждений, не может быть творцом цельной и прочной православной образованности в области наук, искусств, семьи, гражданского быта и нравственности, а от этого творчества, по Киреевскому, решающим образом зависит судьба православной цивилизации не только вообще, но и в частности в современной ему России, «где вера народа имеет один смысл и одно направление, а образованность, заимствованная от другого народа, имеет другой смысл и другое направление» [1, с. 235]. А потому, читая богословское сочинение, заключающее в себе, как определяющие, мысли, «несогласные с нашей Церковью», русский человек не сможет соединить их в своем уме и сердце со своим высшим религиозным убеждением, а потому предпочтет остаться лучше с этим убеждением, чем с этой книгой. Примечательно, что граф Л. Н. Толстой читал это сочинение в том положении, которое у Киреевского характеризуется словами: «образованность вытеснит веру, порождая соответственные себе убеждения философские» [1, с. 235], то есть читал как «внешний», и потому внутрихристианское различие конфессий по существу не имело для него особенного значения: он упоминает их, но более как историческую фактичность, а не как факты духа. Но саму книгу митр. Макария (Булгакова) он принял как аутентичный голос православной Церкви , и на этот голос он откликнуться верой не смог. Парадокс об иерархии, или софист ли Хомяков? Больше того, формулировку догмата о Церкви у Макария, пусть и смутившую его и побудившую его к повторному отходу от церковной веры, гр. Толстой считает даже более христиански аутентичной , чем формулировки «новых богословов», в частности А. С. Хомякова. Учение Церкви, говорит наученный митр. Макарием русский философ, настаивает на отождествлении хранительницы христианской истины с