Гуманитарные ведомости, выпуск 3 (27) 2018.

Гуманитарные ведомости ТГПУ им. Л. Н. Толстого № 3 (27), том 1, октябрь 2018 г. 45 троичен, то – «что мы разумеем под этим знанием»? [5, с. 48]. Толстой ожидает от автора изложения и объяснения догмата «такого, при котором бы я мог понять, что значит: бог один и три» [5, с. 49]. Он хочет понимания и разумения того, о чем автор недвусмысленно указал ему, что это превышает всякое разумение отвлеченного рассудка. То есть дожидается от анализируемого автора того, чего автор, ввиду своего понятия о сверхразумной природе данного содержания, не то чтобы не хотел, но не может дать ему, даже если бы и хотел. Но что же далее? Не получив от митр. Макария разъяснения, которого тот дать философу в требуемом им виде не может, Толстой констатирует: я не понимаю, что значит: един в существе, троичен в лицах; коль скоро я не могу понимать этого, я «не могу сказать, что я верю» [5, с. 54]. Вывод: следовательно, и никто не может понять этого, а, следовательно, «никто никогда не верил в это» [5, с. 54]. Иными словами, философствующий граф не только сам сводит все силы духовного разумения к одному рассудку, но и убежден, что и все люди вообще отличаются той же узостью антропологического понимания, тем же жизненным (даже если и не философским) рационализмом. Если же кто-то говорит, не понимая содержания рассудком, что он верит в это содержание, то он лжет, потому что на самом деле он не может понимать этого. Церковь же, по Толстому, требует от всех исповедания веры, и утверждает, что основой этой веры является догмат триединства; разуметь умом этот догмат невозможно, и верить (в узком толстовском смысле слова) в этот догмат невозможно, и Церковь требует якобы от всех лжи в самом главном деле жизни. И вот получается, что человеку, сотворенному Богом, наделенному им для жизни и познания разумом, признающему в Боге своего благого Отца, от познания которого зависит поэтому «спасение или погибель», учение Церкви, по Толстому, преподается в таком виде, что «самое существенное познание» о Боге непостижимо для богоданного разума, так что единственной основой центрального догмата христианской веры, а с ним богопознания и спасения лично Толстого и миллиардов людей с ним зиждется на «полемическом искусстве» христианских богословов, и от него одного зависит [5, с. 63-64]. Человек, творение Божие, искренне стремится понять Бога и приблизиться к нему, понимая, что самое это стремление и самый разум вложены в него Богом. Он просит научения ума и получает из уст Церкви или ее богослова (что для него по предпосылке то же самое) – сверхразумный догмат триединства Божия. Человек не может принять его одним умом, и потому он его отвергает ; коль скоро же на этом догмате основаны все догматы о спасении человека: об искуплении, освящении и т.д., – то этим рассудочным действием такой человек определенно и сознательно ставит самого себя вне этого посредуемого Церковью спасения, поскольку не может веровать и в эти производные догматы. Этот человек не находит никакого разумного (в его понимании разумности) смысла в догмате Божественного триединства, полагает его в его церковной (собственно Макариевой) формулировке «ни для кого и ни для чего не нужным» [5, с. 65] и потому продолжает недоумевать о том, чем мотивировано принятие Церковью именно такого догмата.