Гуманитарные ведомости, выпуск 3 (27) 2018.

Гуманитарные ведомости ТГПУ им. Л. Н. Толстого № 3 (27), том 1, октябрь 2018 г. 14 неделания, ибо не противиться злому может только тот, кто не способен делать зло другим. По мнению Толстого, для того, чтобы не делать зла, нужна более сильная воля, «чем для делания самой трудной вещи, которую мы считаем добром». На почве принципа неделания вырастает своего рода «золотое правило» этики откровения Толстого: «Только не делай того, чего не должно делать, и ты сделаешь все то, что должно» [2, с. 292]. Принцип неделания в практике непротивления являлся важным для Толстого в его борьбе со злом. В своей жизни Толстому приходилось сталкиваться с разными видами зла: социальным (война, собственность, неравенство, рабство, насилие, злоупотребление властью, голод и т. п.); моральным (грехи, пороки, соблазны и т. д.); физическим (страдания, болезни, смерть и т.п.). И все виды зла Толстой воспринимал и переживал сквозь призму зла семейного. Именно «семейный соблазн» и стал главным источником философии непротивления Толстого, придавшим его учению нравственно-психологическую достоверность. Семья всегда была и будет «онтологическим» центром любых общественных и личных потрясений и катаклизмов: войн, революций, измен, ссор, вражды так же, как и мира, любви, блага, радости и т. п. Сам Толстой называл свой семейный опыт «субъективно- общечеловеческим». Семейную модель человеческих отношений он рассматривал в качестве универсальной, общезначимой основы братства, любви, прощения и т.д., так как именно родным людям мы склонны, прежде всего, прощать, терпеть от них обиды, забывать причиненное ими зло и жалеть их за это зло, ибо само родство, сама совместная жизнь превращает их «зло» в их «слабость»; неумение быть добрыми, делает нас как бы «соучастниками» этого зла, поскольку нормальный в нравственном отношении человек просто не может не чувствовать своей вины в том, что близкий, родной ему человек «плох». Только в рамках семейной жизни, родственных связей могут возникать явные отклонения от «закона любви», вопиющие нарушения принципов человечности и нравственности, которые в других ситуациях не выглядят столь шокирующими (например, зависть сына к отцу, от которой страдал Толстой, ненависть жены к мужу и т.п.), когда с полным основанием можно сказать, что «враги человеку домашние его». И Толстой глубоко переживал все эти ситуации, познав и агрессивность, и лукавство, и многообразие такого зла. Он не мог, не должен был оставаться в семье; но не мог и не должен был и уходить из нее. Разрешением этого неразрешимого противоречия явилась позиция непротивления злу насилием, ставшая одним из краеугольных принципов его религиозной этики. Оставаясь в семье до последних дней своей жизни, Толстой поступил последовательно и принципиально. Его жизнь в условиях контраста роскоши и нищеты, рабства и свободы, ненависти и любви протекала в самом напряженном, центральном пространстве нравственного бытия человека. Ни война, ни изгнание, ни социальные бедствия и т.п. не могли дать ему столько опыта соприкосновения с пороками жизни, сколько дали «семейная война», «семейное изгнанничество» и «семейная беда». Это и стало основой толстовского . универсального