Гуманитарные ведомости, выпуск 3 (27) 2018.

Гуманитарные ведомости ТГПУ им. Л. Н. Толстого № 3 (27), том 1, октябрь 2018 г. 127 «достоинства человека» до формулы человека как «проекта самого себя». Однако, несмотря на очевидную неоднозначность, а порой и конкурентность своих многочисленных содержательных интерпретаций, гуманизм продолжает традиционно восприниматься общественным сознанием как базовая ценность современной цивилизации и неотъемлемый гарант самого ее существования, возможного только при условии конституирования самодостаточности человеческой личности и ее блага. Данный историко-философский экскурс отнюдь не случаен, поскольку он позволяет раскрыть наиболее значимые в теоретическом плане причины сомнений в том, допустимо ли, следуя логике и метафизике самого мыслителя, зачислять Толстого в ряды гуманистов? Для этого необходимо проанализировать особенности антропологических представлений мыслителя (подробнее об этом см.: [3], [8]), в основании которых В. В. Зеньковский прямо усматривал стремление к «категорическому отвержению личности» [6, с. 202], а Н. А. Бердяев – прямое следствие того, что Толстой «не чувствовал личности и, в сущности, отрицал личность» [2, с. 465]. Толстой убежден, что наиболее абсурдным как в экзистенциальном, так и в онтологическом плане способом самоидентификации является для человека отождествление себя, своей сущности с той эмпирически обнаруживаемой им дискретной («отдельной») реальностью, которая обычно и именуется писателем «личностью». В этом контексте категория «личность» в ее традиционном для философского и психологического дискурсов смысле приобретает у Толстого подчеркнуто негативный оттенок, оказываясь в неизменно жесткой текстуально-терминологической корреляции с концептом животности в рамках семантически устойчивой конструкции «животная личность». Последняя неизменно квалифицируется мыслителем как самообман, рожденный ложным ощущением пространственно-временной обособленности индивидуальной телесности человека в универсуме. Таким образом, утверждать, что «личность» и есть искомое определение человеческой сущности, значит, согласно Толстому, впадать в самое опасное и непростительное из всех свойственных человеческому сознанию заблуждений – «суеверие личности». «Человек – все и ничто, а он думает, что он – что-то. В этом вся ошибка – грех. От этого суеверие личности» [14, с. 338], являющее собой иллюзию ее онтологической реальности и антропологической самодостаточности, категорично заявляет Толстой. А потому личностное начало он склонен рассматривать как источник и средоточие подавляющего большинства наиболее трагичных для человека ошибок, лишающих его возможности адекватно идентифицировать свою подлинную сущность с тем вневременным и внепространственным абсолютным сознанием Всего, которое и составляет единственно прочный фундамент истинной жизни. «Сознание личности для человека – не жизнь, но тот предел, с которого начинается его жизнь» [12, с. 463], представляющая собой не что иное, как «перенесение своего я из отделенного в нераздельное, всемирное» [14, с. 84]. Это означает, что личность как эмпирическое «я»