Гуманитарные ведомости, выпуск 3 (27) 2018.

Гуманитарные ведомости ТГПУ им. Л. Н. Толстого № 3 (27), том 1, октябрь 2018 г. 117 недоверия к собственному разуму и попытке опоры на внешние авторитеты. И следующей ступенью его теория становится «расцерковливание» личностной веры: она должна обогащаться и подкрепляться разумом и вести к единению на основе любви и только. Синтез разума и веры становится опорной точкой всей философско-религиозной антропологии Л. Н. Толстого постпереломного периода. Л. Н. Толстой приходит к понятию разума, так как это то, с помощью чего человек осмысливает свою жизнь, ведь его всегда будут интересовать кантовские вопросы: «Что могу я знать? Что должен я делать? На что я имею право надеяться?», трансформирующиеся в более привычный: «что такое моя жизнь, что я такое?». «Каждому человеку присущ инстинкт предчувствия, опыт ума – что хотите – который указывает на то, какой из этих трех замков этих дверей легче отпирается…» (9; 219) [1]. Здесь писатель рисует образ Жизни – Истины с тремя дверьми и тремя замками на них (в соотнесение с упомянутыми выше тремя кантовскими вопросами). Вопрос - это замок, который нужно открыть, а метод познания – это ключ. И человеку дано несколько ключей: разум, интуиция, любовь, совесть, вера и др. Толстой считает, что человек с помощью разума познает закономерности мира, постоянно стремясь к личному благу, счастью, удовольствиям, когда животное начало человека заявляет себя в полный рост. Но это стремление наталкивается на ряд препятствий и сопротивлений со стороны других людей, ведь «каждый чувствует только свою жизнь и свое благо, считает только свою жизнь важной и настоящей, а жизнь других существ только средством для своего блага» (7; 18-19) [1]. Так человек доходит до тупика, до трагического самосознания своей конечности, смертности и бессмысленности борьбы за существование, так как победить всех невозможно и продлить свою земную жизнь на века не удастся. Эта интеллектуальная трагедия завершается у Толстого идеей «прозрения разума», разумного сознания, направленного внутрь человека, на духовное, ибо перед лицом распада и смерти, истинной жизнью становится жизнь других, так будет продолжаться и после меня [4, с. 203-212]. Всем, и даже людям, далеким от исследования творческого наследия Л. Н. Толстого, известен факт обоснования им новой религиозной теории, отличной от традиционного христианства. Во второй половине своей жизни писатель обращается к поиску ответов к гениальным книгам человечества. Особый упор он делает на переосмысление догматов христианства. Первое к чему обращается Толстой – это анализ и критика идеи Откровения, так как считает факт чудесного богоявления противоразумным и недостоверным. «…рассказы о чудесах – с точки зрения писателя - не могут подтверждать истину» (26; 414) [1]. «Откровением я называю лишь то, что открывается перед разумом, дошедшим до последних своих пределов – созерцание божественной, т.е. выше разума стоящей, истины» (24; 14) [1] – пишет Толстой в «Соединении и переводе четырех Евангелий». Как утверждает Е. Д. Мелешко, «именно в этом фундаментальном труде отечественный мыслитель излагает основные идеи по поводу его разногласий с официальной трактовкой христианства» [5, с.