Гуманитарные ведомости, выпуск 3 (27) 2018.

Гуманитарные ведомости ТГПУ им. Л. Н. Толстого № 3 (27), том 1, октябрь 2018 г. 102 многом именно из-за учения о непротивлении злу насилием Толстой в ипостаси мыслителя записывался во враги революционеров. В своей статье Лавров прямо утверждает, что Толстой «во имя своего догмата «непротивления злу» есть принципиальный противник всякой революции» [12, c. 566]. Помимо этого, Лавров не упускает случая обвинить Толстого в эгоизме (cм.: [12, c. 575-577]). При том, что Лавров объявил философские рассуждения Толстого нелогичными, от которых следует отказаться, он не только не предлагал отказаться, но наоборот призывал в практике действовать как религиозные фанатики. Лавров писал: «Пред задачами жизни мы не остановимся в критическом сомнении, а должны идти на то дело, к которому нас приводит предшествующая критика мысли и жизни, с такою же решимостью, с таким же самоотвержением, как религиозный фанатик идет совершать повеления своего всесильного бога. Критическая мысль должна подготовлять почву для непоколебимого убеждения, осуществляемого в энергическом деле» [12, c. 563- 564]. Ужасы гражданской войны в России, действительно, были бы невозможны без фанатизма и отказа их участников от следования учению о непротивлении злу насилием. Кроме Лаврова до 1917 года о Толстом и его идеях высказывались все лидеры более или менее крупных революционных партий и, что важнее в свете рассматриваемой темы, вожди меньшевиков и большевиков. Среди них Плеханов, Троцкий, но главное, конечно, Ленин, работа которого «Лев Толстой как зеркало русской революции» в СССР стала на долгие годы канонической для оценки этической мысли Толстого. Ленин особо не распространялся об этических идеях Толстого, предпочитая их высмеивать, заявляя, например, что «Толстой смешон, как пророк, открывший новые рецепты спасения человечества» [13, с. 59], а учение о непротивлении злу силою упоминает два раза. Первый раз для того, чтобы назвать его «юродивой проповедью» [13, с. 59], а второй, чтобы объявить это учение «серьезнейшей причиной поражения первой революционной кампании» [13, с. 61]. В целом Ленин, следуя уже утвердившемуся в среде критиков разделению творчества Толстого на талантливые художественные произведения и маловразумительные философские труды, считал, что своими ранними романами и рассказами Толстой сделал немало для революции, но как раз сознательную позицию и убеждения позднего Толстого причислял к «незрелости мечтательности, политической невоспитанности, революционной мягкотелости» [13, с. 61]. После 1917 года крупнейшим идеологом большевиков, кто неоднократно выступал и высказывался об этических идеях Толстого, стал Луначарский. В своих выступлениях и дискуссиях с толстовцами нарком просвещения воспроизводил позицию Ленина о Толстом как «великом художнике», могучем писателе-критике самодержавия и капитализма, но слабом и реакционном мыслителе. Луначарский вслед за своим вождем повторял то, что Толстой, будучи представителем отмирающего дворянского сословия, стал идеологом консервативного и реакционного крестьянства. Он не чуждался прибегать в объяснении критического взгляда Толстого в отношении