Гуманитарные ведомости, выпуск 3 (27) 2018.

Гуманитарные ведомости ТГПУ им. Л. Н. Толстого № 3 (27), том 1, октябрь 2018 г. 101 Тон работе «Старые вопросы» задает вступительное замечание Лаврова, где он жалуется читателю: «Чувствуешь досаду пред этою переборкою гнилого хлама. Большею частью находишь лучшим предоставить эту болезнь мысли собственному естественному течению, которое должно само собою выделить из мира мысли болезненные элементы. Но иногда нельзя отказаться от задачи пересмотра старья. Патологическое состояние общественной мысли не может не обратить на себя внимания» [12, c. 509]. Неудивительно, что после этого Толстой-мыслитель, который Лавровым всячески бичуется, противопоставляется Толстому-художнику или, словами Лаврова, «великому беллетристу». Более того, рассуждение Толстого-мыслителя в «Исповеди» оценивается Лавровым как противное логике, скорее подходящее для оценок не философа, а психиатра. Лавров пишет: «Мы имеем пред собою то отвращение к своей жизни, к окружающим людям, к себе, которое так характеристично подмечается психиатром при переходных настроениях, еще не составляющих болезни, но выражающих психическое недомогание» [12, c. 539-540]. Это недомогание не мешает, согласно Лаврову, «беллетристической деятельности» Толстого, но делает маловразумительным его нравственное учение. Лавров выбирает несколько направлений критики – от метода интерпретации Евангелия Толстым до учения о непротивлении злу насилием. В свете рассматриваемой темы следует остановиться на последнем. Основное убеждение Лаврова, несмотря на примеры успешного ненасильственного сопротивления, которые были известны уже во время его жизни, состояло в том, что невозможно бороться со злом без насилия. Для Лаврова существовали всего две стратегии – либо следование истине и борьба со злом насилием, либо пассивное непротивление и релятивизм. Поэтому для него учение Толстого раскалывается на два противоречивых полюса: «С одной стороны, непротивления злу, с другой – обязанности общения с людьми, обязанности употреблять разум для искания истины и смысла жизни, обязанности употреблять свой талант, как жгучий огонь, для учения истины, обязанности борьбы с «тьмою»» [12, c. 560]. Фактически Лавров пришел к отождествлению непротивления и пассивного принятия зла, а также противления и насилия, для чего определяет насилие предельно широко, а именно как «действие, совершаемое над другим человеком против его воли» [12, c. 553]. Это определение превращает в насилие любое даже ненамеренное действие, которое как-то ограничивает или стесняет другого человека (например, создание случайного затруднения движения другому человеку). Толстой, конечно, не отрицал, а, наоборот, призывал даже в ранних философских произведениях к противлению злу, только оно должно было отвечать двум критериям: 1) Продиктовано любовью и желанием добра даже врагу; 2) Основываться на отказе от насилия. Одним из главных упреков и источником недовольства Лаврова было то, что учение о непротивлении злу насилием мешает применить разоблачения Толстого несправедливостей, творимых российским императором и его чиновниками, для революционных нужд. Поэтому уже со времени Лаврова и во