Гуманитарные ведомости, выпуск 2 (26) 2018.

Гуманитарные ведомости ТГПУ им. Л. Н. Толстого № 2 (26), июнь 2018 г. 10 интерактивность (действие посредством другого), оборачивается интерпассивностью, марионеточностью самого субъекта. Безопасность оказывается иллюзорной, поскольку ценой за нее является целостность и стабильность самого субъекта. Это выражается и в том, что субъективность находится под угрозой «большого Другого», его поглощением как следствием интерпассивности. Можно сказать о том, что Другой становится как никогда ближе, но не становится «своим», ближним. Ему доверено наслаждение, интимный процесс для каждого человека. Тем не менее, Жижек вскрывает эту «тайну», которая заключается в том, что процесс наслаждения не является спонтанным, он санкционирован сверх-я, которое отдает приказ – наслаждайся. И другой здесь необходим как тот, кто будет делать это вместо меня – другой как субъект предположительно наслаждающийся. Субъект в этом случае освобождается от диктата сверх-я и другого, сам оставаясь пассивным, не испытывающим наслаждения. Проблема здесь в определении того, является ли субъект активным (свободным), сохраняет ли он это качество, перепоручая действие Другому, или же он остается пассивным, делая то же самое. Перефразируя, это также вопрос о том, делаю ли это я, посредством другого, или это делает Другой за меня. И в этом вопросе суть интерпассивности, которая необходима для разъяснения перехода от биополитики к постполитическому устройству современности. Вполне возможно, что биополитика так и не была реализована в некотором чистом виде или не могла быть реализована. Биополитика в том смысле, о котором писал М. Фуко, как управление жизнью. Некий паноптикум, если он возможен в сколько-нибудь значительных масштабах, всегда ограничен во времени, которое определяется как чрезвычайное положение. Дж. Агамбен достаточно ясно это показал. Лагерь как пространство исключения ограничен по определению. Сам Дж. Агамбен свои исследования «голой жизни», очевидно, понимает как продолжение фукианских исследований биополитики, утверждая, что: «Смерть помешала Фуко развить все аспекты понятия «биополитика» и показать, в каком направлении он продолжил бы исследования этой темы, но во всеком случае вход zoé в сферу polis, политизация голой жизни как таковой представляет собой решающее событие современности, знаменующее радикальную трансформацию политико-философских категорий античной мысли» [1, с. 11]. И, прежде всего, категории Закона – номоса. Осмысливаемый в античности как рациональное устроение жизни людей, гарантия безопасности их совместного бытия, номос также был тем, что делало человека человеком, сообщало ему этот статус, а значит, вводило его в пространство права, ограничений на применение насилия. Но уже тогда представления о суверенной власти содержали скрытую идею об источнике суверенности. Ссылаясь на В. Беньямина и К. Шмитта и их исследованиях фигуры суверена, Агамбен указывает на то, что суверен является тем, кто соединяет насилие и право. Само учреждение закона всегда связано с моментом основания, непристойным в своем неразличении насилия и закона как его ограничения.