Гуманитарные ведомости, выпуск 4 (24) 2017.

Гуманитарные ведомости ТГПУ им. Л. Н. Толстого № 4 (24), декабрь 2017 г. 48 разъяснительной деятельности, критик не может слепо интерпретировать, но должен иметь в качестве цели выяснение «реальности» и «правды». Исследовательница считает, что эта истина лежит под «карапасом», созданным другой (предположительно злой) властью. Активность критика становится крестовым походом против лицемерия и угнетения, где авангард (будь то художественный или интерпретационный) является единственной позицией, из которой возможно нападение на карапас. Эта интерпретация говорит о том, что скрывается за другими, менее частыми, метафорами Л. Малви в «Фетишизме и любопытстве». Она пишет о трех процессах, которые формируют «иероглиф» (тайну и загадку): «Код композиции, инкапсуляция, то есть, идея в образе на сцене просто перед записью; режим адреса, который просит аудиенции применить свои способности, чтобы расшифровать поэтику «режиссерского сценария»; и, наконец, критика как средство формирования поэтики, которое аудитория признает, но оставляет имплицитным» [6, с. 118]. Для Л. Малви процесс формирования смысла достаточно прост. Существует идея, которая затем переводится в форму, требующую расшифровки, но которая может быть правильно понята только небольшой группой критиков, которые придут и объяснят широкой общественности истинное послание любого «способа обращения». Это окончательное чтение «иероглифа» будет представлять собой провал фетиша и окончательное растрескивание карапаса. По ее предположениям, это объяснение процессов, лежащих в основе народной культуры и потребительской культуры в целом, окажет некое освободительное воздействие на общество. Во всех своих сочинениях Л. Малви снова и снова возвращается к проблематике сложности расшифровки. Она пишет: «Всегда трудно расшифровать место рабочей силы как источника ценности» [6, с. 5]. «Общий смысл обращения к миру, написанному шифром, возможно, привлек феминистских кинокритиков, таких как я, к психоаналитической теории, которая затем предоставила средства для взлома кодов, инкапсулированных в «rebus» изображения женщин» [6, с. 27]. «Загадочный текст [«Гражданин Кейн»], который затем постепенно материализуется, обращается к активному, любопытному зрителю, который с удовольствием обнаруживает, расшифровывает и интерпретирует знаки» [4, с. 99]. Во введении Малви пишет: «История, несомненно, построена из представлений. Но эти представления сами по себе являются симптомами. Они дают намеки не на конечные или фиксированные значения, а на сайты социальных трудностей, которые нуждаются в расшифровке, политическом и психоаналитическом <...> Хотя, в конечном счете, это может быть слишком трудно, чтобы полностью осмыслить код» [4, с. 11]. Трудность интерпретации представляется невозможностью сочетания теории и практики. Малви, похоже, приходит к выводу, что реальность, хотя и всегда необходимая метка интерпретации, в конце концов, не может быть понята через любопытство. Именно в своей книге о фильме «Гражданин Кейн» Малви исследует удовольствие интерпретации ради самой интерпретации и