Гуманитарные Ведомости Выпуск 3 (23) 2017.

Гуманитарные ведомости ТГПУ им. Л. Н. Толстого №3 (23), октябрь 2017 г. 58 Некоторые культурологи, однако, критиковали модели субъектности Альтюссера и Лакана за отсутствие идеи о свободе воли. Одним из таких критиков был Антонио Грамши, в теоретических работах которого можно отметить противовес марксистской подоплеке теории Франкфуртской школы и Альтюссера [6]. Центральное значение для понимания Грамши гегемонии имеет его аргумент о том, что социальные группы завоевывают гегемонию не через принуждение или силу, а путем переговоров и формулировок, направленных на получение согласия. Грамши считал, что средства массовой информации позволяют воспроизводить доминирующие идеологии, предполагая, что такие убеждения являются общепризнанными или естественными. Таким образом, определенные убеждения, нормы и ценности – как правило, связанные с правящим классом – становятся идеализированными и получают культурные привилегии, часто завоевывая признание даже тех, кто находится в подчиненном положении. Эта теория ослабляет марксистские теории господства, потому что она рассматривает гегемонию не как монолитную или статическую, но как постоянно требующую адаптации и обновления. Грамшиаская теория утверждает, что гегемонические структуры часто сохраняют свою привилегию, сотрудничая или поглощая то, что может показаться противоречащим им. Однако в то же время эта теория гегемонии открывает возможности для сопротивления и социальных преобразований, и многие британские ученые- культурологи проявляют особый интерес к изучению субкультур и оппозиционных практик тех, кто был подчинен и маргинализирован. Влияние семиотики позволило школе Бирмингема развивать комплексное понимание текстов и текстуальности, утверждая, что различные виды культурных продуктов, практики и учреждений могут быть «прочитаны» как тексты, и настаивая на взаимосвязи между символическими и материальными регистрами опыта. Особое место в таком текстовом анализе занимают средства массовой информации, которые, как правило, включают в себя тщательное чтение отдельных текстов, а также межтекстовые чтения, определяющие взаимосвязь между, казалось бы, дискретными текстами. Кроме того, центральное место в лексике культурологии занимает термин «дискурс», который можно охарактеризовать как «сборник» идей или заявлений, которые могут быть прослежены различными текстами, но не могут быть отнесены к одному автору или докладчику. Мы уже писали ранее: «Сущность дискурса представляет собой триаду «человек – сознание – язык»: одна его сторона сосредоточена на прагматике, исследующей отношение человека с миром знаков, знаковых систем, вторая – на процессах формирования знаков культуры в сознании человека, где отражаются в культурной картине мира компетенции участников общения, и последняя, третья – сконцентрирована на тексте» [15, с. 96]. Хотя дискурс сам по себе не может иметь отсылку к единственному источнику, изучение дискурса, или дискурсивных образований, восходит к Мишелю Фуко [5]. Для Фуко дискурс представляет собой распределенную форму власти, которая помогает составлять не только знания, но и