Гуманитарные Ведомости Выпуск 2 (22) 2017.

Гуманитарные ведомости ТГПУ им. Л. Н. Толстого № 2 (22), июнь 2017 г. 56 всех значимых идеях и построениях русской философии и культуры. Во многом эти понятия стали синонимичными, определяющими дух и стиль русской культуры в целом. Однако, есть имена, которые выделяются в этом ряду по силе выражения этого мирочувствия. Мы полагаем, что такими именами являются фигуры Николая Гоголя и Константина Леонтьева, чья близость определяется не только содержательно – общее эсхатологическое мировидение, но и «формально»: и тот, и другой воплотили форму литературно-философского синтеза, являющегося типологической чертой русской философской культуры. Об этом говорят современные исследователи: «Крайнее выражение эсхатологической тревоги можно найти у Гоголя и Леонтьева – очень близких духовно, психологически и даже биографически фигур. Их обоих всю жизнь преследует эсхатологический ужас , вызывающий мощный аскетический удар по жизни, творчеству и культуре» [3, с. 33]. Обоих русских мыслителей объединяют не только теоретические построения, но и общее психологическое мироощущение («эсхатологическая тревога»), которое отражается на биографической канве жизни. В своей книге о Гоголе известный русский философ и историк философии В. В. Зеньковский показал писателя в трех ипостасях: как художника, как мыслителя и как человека. При этом автор прослеживает эволюцию эсхатологических чувств Гоголя, которые проявляются в его личностных характеристиках. Вот, например, такое свидетельство В. В. Зеньковского помогает понять внутреннее душевное умонастроение Гоголя: «В августе 1840 года Гоголь сильно захворал, но кроме физических страданий он испытал «болезненную тоску». «Это было ужасно, – писал он в октябре 1840 года Погодину, – это была та самая тоска, то ужасное беспокойство, в каком я видел Виельгорского в последние дни его жизни». Врачи не могли помочь Гоголю, и он, «поняв свое положение», наскоро написал завещание. Гоголь решил ехать в Италию, чтобы там умирать, – но дорога спасла Гоголя, как он сам писал Плетневу в том же октябре 1840 года» [4, с. 208]. Вот это эсхатологическое в своей основе чувство смерти пронизывает не только его психологически, но и «теоретически» (эстетически, философски, метафизически), отражаясь на его произведениях. Как отмечал К. Мочульский, везде и во всем Гоголь чувствует «дыхание Смерти», поскольку он «увидел мир sub specie mortis» [5, с. 34]. Это эсхатологическое видение и определяет эстетическую, метафизическую и философскую стилистику гоголевских текстов, проникнутых общим чувством конца, гибели, заката. Уже с первых строк «Выбранных мест из переписки с друзьями» он пишет: «Я был тяжело болен; Смерть уже была близко. Собравши остаток сил своих и воспользовавшись первой минутой полной трезвости моего ума, я написал духовное завещание, в котором, между прочим, возлагаю обязанность на друзей моих издать, после моей смерти, некоторые из моих писем. …Небесная милость Божия отвела от меня руку смерти» [6, с. 7]. При этом, очень важно отметить, что Гоголь не замыкается в эстетическом самолюбовании смерти, или не предается полностью