Гуманитарные Ведомости Выпуск 4 (20) 2016.

Гуманитарные ведомости ТГПУ им. Л.Н. Толстого № 4 (20), декабрь 2016 г. 33 пропущены имена таких «университетских» учёных и философов, как Н. Н. Алексеев, Ф. Ф. Зелинский, Вяч. И. Иванов, И. А. Ильин, Б. А. Кистяковский, Н. О. Лосский, С. Лурье, Э. Л. Радлов, М. М. Рубинштейн, П. Б. Струве, С. Л. Франк, до или после революции составивших славу отечественной «академической» науки и философии. Да и Андрея Белого, закончившего естественный и историко-филологический факультеты Московского университета, выросшего в профессорской семье, вряд ли стоит исключать из «университетского круга» (он сознательно отверг академическую карьеру). Так что голословно выглядит и другой вывод В. А. Куренного о том, что «исчезновение фоновой институциональной структуры в виде университетской философии в том виде, как мы находим её в Германии, и перемещение его в пространство конкуренции идейных групп привело к резкой публицистической примитивизации дискуссии… «Логос», проект которого был адаптирован к немецкой институциональной инфраструктуре, в России попал в поле «идейной», публицистической дискуссии, в пространстве которой не действовали нормативы научной (т.е. институционально-нормированной) рациональности» [Комм. 12]. Последнее вообще не убедительно, так как на страницах журнала таковой фактически не было (на критику В. Ф. Эрна, о «дискуссии» с которым идёт речь, никто особо не реагировал), она была перенесена именно в пространство литературно-философских кружков : по воспоминаниям А. Белого, Эрну особенно доставалось в кругу их богемной художественно-интеллектуальной субкультуры от Г. Г. Шпета, который не жаловал и Эрна, и авторов «Логоса», пораженных «эпидемией неокантианства». И тем более странно выглядит осуждающий пассаж: «Ведь в России журнал оказался вне тех институциональных рамок, которые совершенно иным образом организовывали пространство рецепции журнала в Германии. Он обнаружил себя в пространстве идейных дискуссий, в котором интеллектуальную моду задает, в частности, умствующий литератор. И это идейное, литературно-публицистическое пространство организовано по своим правилам» [Комм. 13]. Но разве немецкие философы не стремились в своём проекте «Логоса» стать такими «умствующими литераторами»? Как пишет сам В. А. Куренной: «Организация самого «Логоса» является, очевидно, неформальной инициативой. Это не проект университета как определенной организации, а самодеятельная затея представителей университетской корпорации… Появление «Логоса» как популярного органа немецкой университетской философии в начале XX века свидетельствует о возросшем уровне притязаний профессиональных немецких философов, попытавшихся занять более заметное место в общей системе немецкого культурного производства. Этот проект представляет собой своеобразную попытку вернуть широкое общественное звучание философии в ситуации нарастающей специализации и профессионализации философского знания» [Комм. 14]. Получается, что изначальное существование в России XIX века свободного литературно-философского дискурса , диалогически связанного с университетской философией в публичном пространстве , что и показал