Гуманитарные Ведомости Выпуск 2(14). 2015

Гуманитарные ведомости ТГПУ им . Л . Н . Толстого № 2 (14), июнь 2015 г . 30 многом можно считать философией страдания и сострадания , идущей тяжким путем Иова многострадального » [4, с . 95]. Здесь нужно понимать , что « тяжкий путь » русской философии – это не только драматизм ее исторического бытования , но и тяжесть ее тем и нравственных заданий . Во многом соглашаясь с этими мыслями , необходимо конкретизировать идею страдания как начало философии в контексте отечественной философской культуры . Необходимо задать вопросы : « что , собственно , порождает страдание , ставшее истоком отечественной философии ?», « есть ли у страдания более глубокая основа ?», или по - другому , « в чем причина страдания ?». Здесь мы , конечно , вступаем на очень зыбкую почву субъективных предпочтений и трактовок и рискуем выдать за начало философии какой - нибудь психологический комплекс . Впрочем , недостатка в подобных трактовках русской философии как « невроза » никогда не было . Возможно , такие трактовки происходят из - за неумения осмыслить то , что выходит за рамки логического анализа , что выдается , в конце концов , за объективность . Мы считаем , что такое трудно верифицируемое и практически не концептуализируемое понятие как « эсхатологическая тревога » лежит в основании русской философии , как « философии Иова многострадального ». Сразу нужно оговориться , что ни один западный специалист не согласится с такой трактовкой философии в целом и русской философии в частности . И не только западные , но и многие отечественные , позитивистски ориентированные философы , никогда не примут подобных , грешащих , с их точки зрения , абсолютной нестрогостью мысли построений . Однако , нужно сказать , что если признать нестрогий концепт « эсхатологической тревоги » за начало русской философии , то можно будет увидеть ее яркую и мощную полифонию . А если принимать в расчет лишь строгие критерии научности , то картина будет очень скучной и унылой , что не соответствует действительности . Для наших целей нужно , прежде всего , различать эсхатологию как церковное учение , и эсхатологическую тревогу как философское мирочувствие . Это разные вещи , хотя христианский эсхатологический элемент , бесспорно , присутствует в философии . И все же , христианская эсхатология – это одно , а культурное своеобразие философии , основанное на эсхатологической тревоге , совсем другое . Так или иначе , но религиозная тревога , связанная с эсхатологическими опасениями , находит свое разрешение в церковной практике , в то время , как эсхатологическая тревога философии никогда . Можно ли каким - то образом концептуализировать « эсхатологическую тревогу »? В определенном смысле , да , если опираться не на традиции академической трактовки философии , но привлекать в поле зрения те метафизические интуиции , которые выходят за пределы школьной философии . Если философия как таковая связана с поиском « первоначала сущего », в котором сущее получает свое осмысление , то русская философия , в отличие от аксиологически нейтральной западноевропейской , характеризуется б о льшим экзистенциальным погружением в стихию первоначала . И это погружение , по

RkJQdWJsaXNoZXIy ODQ5NTQ=