Гуманитарные Ведомости Выпуск 1(13). 2015

Гуманитарные ведомости ТГПУ им. Л. Н. Толстого № 1 (13), март 2015 г. 33 ergo sum»?). Тем самым «одиночество», как понятие, наполняется смыслом экзистенциала, опоры человеческого бытия. Примерно в том же направлении рассуждают и экзистенциалисты (вспомним пожелание Кьеркегора лицезреть на собственном погребальном камне: «Этот одиночка»). Для Камю, Сартра состояние одиночества при выборе своих поступков Ŕ единственный способ истинного постижения человеком скрытой сущности, оно сообщает ему, каков он на самом деле в этой жизни. Согласно Хайдеггеру, человеческое нахождение в мире является подлинным только при сохранении дистанции от людской массы. Однако философы параллельно подчеркивают и следующий момент: одиночество не обособленность, не замкнутость на себе, и не трансценденция в отношении к социальному. По Сартру состояние одиночества является обратной стороной социальной свободы: каждый индивид волен осуществлять свой собственный проект, и это осуществление происходит на фоне общества, члены которого заняты тем же и обладают этим правом [9] (отсюда и знак вопроса в конце названия подлинника его известного труда, опущенный в русском переводе, «Экзистенциализм Ŕ это гуманизм», дающий основание думать, что быть экзистенциалистом, «обреченным на свободу», по крайней мере, нелегко). Можно констатировать, что и рефлектирующие психологи, и многие философы склонны усматривать в одиночестве скорее благо, нежели признак ущербности индивидуального бытия (хотя определенные колебания очевидны в обоих случаях: для Кьеркегора отлучение от социума есть положительный факт, ведущий человека к Богу, для Сартра Ŕ «другой», обладающий правом на свободу, в той же мере, что и любой, тем самым ограничивает мою свободу, для героя А. Камю («Посторонний») восприятие мира оборачивается констатацией его абсурдности). Отсюда и «терапия» одиночества сводится к самоутверждению, самоудостоверенности: «Я существую!». Тем не менее, совершенно ясно, что подобное самоутверждение способно осуществляться диаметрально противоположными средствами. Следствием этого являются коммуникативные и социальные девиации. Индивидуумом одиночество может переживаться и позитивно: в форме «гордого» одиночества», рассматриваемого как способ раскрытия возможностей свободы, самопознания или как сознательное уединение, в противоположность конформизму, как крайняя форма аскезы, свойственная религиозным личностям (например, дистанцированность даоса от социального окружения, несмотря на то, что он в нем пребывает, аналогично Ŕ нарочитое безумие православного юродивого [10, с. 30-38], отдаляющее его от общества «самодовольных обывателей»). Но в данном случае нас интересует негативная его сторона (причем не в клиническом, а теоретическом аспекте), в частности относимая к понятию «аномии» (распаду нравственных норм), введенному социологом Э. Дюркгеймом. В подобных случаях данный феномен воспринимается в форме длительной, вынужденной социоизоляции, сопровождающейся снижением самооценки, сокращением количества контактов, сужением интересов к миру и, в пределе, отчаянием, утратой смысла жизни, сказывающейся на плодотворности любой деятельности и