Гуманитарные Ведомости. Выпуск 2.2012

Гуманитарные в ед о мо с ти Т ГП У им . Л . Н . Т о л с то го № 2, ию л ь 2012 г . 24 иные миры Толстой действительно был далё к . Однако подобное определение не является единственным . Так , например , согласно А . Бергсону , « подлинный , целостный , действующ ий мистицизм стремится распространиться благодаря милосердию , составляющ ему его сущ ность » [1; 336]. Подобный мистицизм как раз и проявляется в толстовской идее служения общ ему благу и деятельной любви к сущ ему , которая затем , по замечанию В . Н . Назарова , « получает в философии Ш вейцера новое этико - мистическое измерение – благоговение перед жизнью »[13; 199]. В этике Толстого всегда присутствовал мистический элемент [6; 379]. С одной стороны , по замечанию В . В . Зеньковского , Толстой « упрямо называет свое мистическое учение об « истинной жизни » учением о « разумном сознании » и этим названием освящ ает и оправдывает свой богословский рационализм », с другой - он встал « на путь религиозной мистики , но не хотел признавать мистический характер переживаний »[6; 382]. « Это странное сочетание мистической взволнованности , – пишет Зеньковский , – с очень плоским и убогим рационализмом , сочетание горячей , страстной и искренней преданности Христу с отрицанием в Нем надземного , Божественного начала вскрывает внутреннюю дисгармонию в Толстом »[6; 382]. Толстой понимал христианство не столько как мистическое учение , как некое общ ественное жизнепонимание , согласно которому смысл жизни заключается в любви и служении богу . « Ж изнепонимание общ ественное ,– пишет Толстой , – потому и служило основанием религий , что в то время , когда оно предъявлялось людям , оно казалось им вполне непонятным , мистическим и сверхъестественным »[22; 88-89]. После переживания данной фазы развития человечества , по Толстому , более понятными становятся разумные причины соединения человека с семьей , общ еством , государством , при том , что в древние времена требования к подобному соединению были основаны на вере в сверхъестественное . « Исходя их этого , – подчеркивает Е . Д . Мелешко , – Толстой делает весьма убедительное предположение , что точно так же и сегодня христианское учение представляется людям , стоящ им всего лишь на сту - пени языческого или общ ественного миросозерцания , в виде сверхъестественной религии , тогда как в действительности в нем нет ничего ни мистического , ни сверхъестественного , а есть одно только учен и е о жи з н и , соответствующ ее той стадии исторического развития , на которой находится человечество »[11; 123]. Подобное различие в понимании мистического , по - видимому , становится для Лодыженского ещ ё одним основанием его критики учения Толстого . Однако и об этом различии не стоит говорить категорично , поскольку именно православная мистика могла бы стать основой для примирения церкви с Толстым . Это видно из того духовного поворота , который наметился в последние годы жизни Толстого . Так , согласно