Время науки - The Times of Science

Время науки The Times of science 18 №1 выявляют его различные элементы, динамику и свойства. Тем самым он пы- тается дать ответ на вопрос: какие открытия о природе мира мы можем сде- лать, присмотревшись к определенным взаимодействиям? Кажется, что для Кона, как и для Агамбена, поиск ответа и выход из «антропологической ма- шины» состоит в «выставлении напоказ центральной пустоты, зияния, кото- рое в человеке, – отделяет человека от животного» [4, с.108]. Этнографиче- ское исследование Кона базируется на том, что люди и нечеловеческие суще- ства пользуются знаками, которые вовсе не обязательно являются символи- ческими, то есть общепринятыми, а также показывает, как эти знаки нельзя безоговорочно отнести к категории символического. Так как между челове- ческим миром и миром животных существует некий язык, который не по- строен на символическом, в нем нет общепринятых канонов. Зазор, образу- ющий онтологическую пустоту между мирами, обнаруживается в абстраги- ровании от конвенционального знака. Рассмотреть отличные несимволиче- ские свойства других семиотических форм и стало целью его исследования. Э. Кон обозначает идею того, что все существа, включая нечеловече- ские, в своей основе семиотичны, как и любая жизнь, любой семиозис. Сле- довательно, жизнь и мысль во многом одно и то же: жизнь мыслит – мысль жива. «Мы – не единственный вид «нас», – пишет Кон [4, с.6]. И более того, мы обязаны нечеловеческим существам, так как человек дорого заплатил за свое существование. «Со смертью животного начинается человек», – утвер- ждает Гегель, и эта мысль подразумевает язык. Собственно, идея Кона – стремление к взаимодействию с другими – должна стать человеческой экзистенцией. А по мысли Агамбена, животные могут представлять собой «голую жизнь» и, согласно интенции Деррида, быть другими пришедшими (d' autres venues): «И во время этого посещения, Господь объявляет других гостей [других пришедших], других обитателей, в общем, других посетителей». (“And during this visitation, Yahweh announces other arrivals [d' autres venues], other hôtes, in sum, other visits or visitations”) [5, с.372]. Кто же, собственно, эти пришедшие или неизвестные гости – мы или животные? Кон пишет: «Чтобы не стать мясом, мы должны посмотреть на ягуара в ответ. Эта встреча меняет нас: мы становимся чем-то новым, приобретаем новое естество, которое становится связанным с этим хищником, видящим в нас, к счастью, другого хищника, а не мясо» [4, с.13]. Руна-пума – это и боги, вещающие через тело коровы, и индейцы в теле ягуаров, и ягуары в одежде белых людей. Как нам разобраться в руна-пума, этом странно-нечеловече- ском и в то же время вполне человеческом создании? Удивительным образом за тем, чтобы познакомиться с руна-пума, в Африку ехать необязательно. Достаточно взять альбом Дэвида Боуи «Diamond Dogs» и увидеть на обложке растянутого певца – наполовину немецкого дога, наполовину человека, а в композиции «Future Legend» этого же альбома поверх мелодии расслы- шать волчий вой. Или же трансгрессия Бьорк, которая ее постоянными при- чудливыми видоизменениями, манерой исполнения и проговариванием мифа напоминает шаманство и заклинательство. Эдуарду Вивейруш в работе «Каннибальские метафизики. Рубежи постструктурной антропологии» пишет, что шаману «нужно переходить от одной точки зрения к другой, трансформироваться в животное, чтобы получить возможность трансфор-