Время науки - The Times of Science

Кобцева А.К. A.K. Kobtseva 2019 15 предложения опущен глагольный компонент с речевой семантикой) и безличные предложения ( «Ну всё-таки, – забурчало сквозь седую проволоку наёженных усов…» [6]). Изъятие Кржижановским из предиката глагола-сказуемого представляет субъект оторванным от мира, бесцельно в нём болтающимся. Умышленное извлечение субъекта из структуры предложения показывает, что действующее лицо не интересует автора, что оно обезличивается при глаголе, явно требующем деятеля: «подлежащее устранено не только из речи, но и из мысли» [11, с.323]. Субстантивы, вбирая в себя динамику исходного подлежащего- существительного, также служат ущемлению предиката. Например : «отчеканил вопрошаемый», «Шушашин хотел схватить взглядом лицо согбенного» [6] и т.д. Разлучённые с существительным причастия, тем не менее, наталкивают на реконструкцию всей фразы: вопрошаемый кто? – человек; согбенного кого? – человека. Но человека-то и нет в этом мире. Той же цели служат многочисленные случаи олицетворения: «борода сутулого втуманивалась в туман», «дверь выбросила вскрик», «женская рука <…> поправила стылую пяточку», «кмыханье соседей подтверждало» и проч. [6]. В самом рассказе противопоставлены две модели человеческого бытования: пребывающее в сознании или же бессознательное. К первой причисляется уже упомянутый интеллигент. Во вторую входят обыватели, случайные, эпизодические персонажи, а кроме них – философы и писатели – тоже, казалось бы, «intelligentia’сы», люди с книжками и тетрадями в руках, те, в ком должна теплиться особая чуткость к миру. Но на её отсутствие как раз и ропщет интеллигент в своём монологе со скамеечки. Ведущим критерием разделения является, как мы видим, не профессиональная и не классовая принадлежность – внешние номинации, а нечто другое. Это другое поблёскивает ещё в начале рассказа: когда Шушашин начинает день с «упражнения в покорности судьбе» – прислоняется лопатками к стенке и, – «экзерцис»! [6] –