Время Науки. 2014. Выпуск 1 - The Times of Science.

Время науки The Times of Science 47 №1 Однако уже по ходу изложения данной теории возникает ряд вопросов. Каким образом те или иные тексты начинают «официально» относиться к области литературы? Учитывает ли эта идея жанровые различия и классификации, статус литературных метатекстов и литературные иерархии? Почему один и тот же текст, действительно содержащий в себе указанные Иглтоном параметры и свойства, продолжает считаться литературой даже после того, как содержание этих критериев успело кардинально измениться? Но все вопросы торжественно отбрасываются самим Иглтоном, причѐм отчасти вместе с самой гипотезой: изложив еѐ и показав еѐ релевантность, он заявляет, что ни один из указанных им критериев, как и все в совокупности, не в состоянии чѐтко отделить литературу от того, что ею не является, и «готового» определения литературы по-прежнему нет. Это не значит, что Иглтон полностью вернулся к позиции, изложенной 30 лет назад в «Теории литературы»: тогда положение о том, что чѐткой дефиниции литературы не существует, было нужно автору в большей степени для демифологизации, для того, чтобы показать, насколько неустойчив объект литературной теории. В «Событии литературы» цели несколько иные: «Перечисленные мной черты могут служить лишь в качестве указаний или критериев, проясняющих природу разговоров о литературе, и в таковом качестве представляют собой неизбежно грубое, но удобное на практике приближение» (с. 32). То есть, если с их помощью невозможно вывести пресловутую окончательную дефиницию литературы, то это не значит, что они не могут быть полезными в изучении литературы. Но сами эти критерии проблематичны и спорны, и поэтому Иглтон посвящает большую часть книги анализу теорий, которые так или иначе работали с этими свойствами, и переходит таким образом от более или менее эмпирических категорий к анализу идей и концепций.