#Ученичество

| #Ученичество. 2024. Вып. 2 | #Apprenticeship. 2024. Issue 2 25 мысли рассказа – силе материнской любви. Положительный отзыв заслужил у Шаталова и рассказ «Бог правду видит, да не скоро скажет». Воспитательная сила произведения усматривалась в образе «высокохристианской личности». Глубокому чувству товарищества учит, по мнению критика, «Кавказский пленник», сюжет которого Шаталов подробно пересказывал без анализа. Говоря о «Детстве», он предпринял попытку сравнить произведение Толстого с воспоминаниями С. Т. Аксакова («Детские годы Багрова-внука»), проанализировать систему персонажей и образ детства. Идея правдоподобия не интересовала критика, важнее для него был воспитательный посыл произведений. Б. Эйхенбаум, рассуждая о рассказе «Кавказский пленник», писал о чистоте и простоте рисунка, четкости линий, ясности и элементарности сюжета [10, с. 83–84]. Простота и ясность сюжетного рисунка помогала критикам-педагогам вычленять нравоучительные смыслы. Концепт правдоподобия их интересовал только в отношении адресации (возраст, социальное положение). Шаталов, как и Острогорский, были сосредоточены на воспитательном компоненте, реализация реалистического метода в детской литературе была вопросом не первого, и не второго порядка, так как прежде всего нужно было отобрать те произведения, которые могут быть поучительными, а не реалистичными. П. В. Засодимский посвятил Толстому объемную и обстоятельную статью о рассказе «Чем люди живы?» [22]. В ней критик, отметив выдающийся талант Толстого и его популярность у читателей, заявлял: «С него много спрашивается, потому что ему много дано...» [22, с. 68]. Рассказу «Чем люди живы?» Засодимский выносил вердикт: «Рассказ не удовлетворяет читателя, приводит его в сильное разочарование» [22, с. 68]. Он запальчиво рассуждал, укорял Толстого и сравнивал его с абстрактным заурядным писателем, от которого читатель не ждет талантливого произведения: «Иной рассказ ему удается, иной – нет, но читатели во всяком случае не имеют достаточных оснований претендовать на него за неудачный рассказ: невозможно требовать от человека более того, чем у него есть (“Самая красивая девушка не может дать более того, чем у нее есть”, – говорят французы)» [22, с. 68]. Граф Толстой, по мнению Засодимского, мог дать детям нечто лучшее: «темная, дремучая теория», «непонятные, темные места», «намеки», «сверхъестественные силы», «фантастический сумрак» – эпитеты, которыми критик сопровождал рецензию и пересказ сюжета. Засодимский считал неудачными в рассказе образ ангела-моралиста, многократные повторы нравственной истины («живы люди одной любовью»), которые не запоминаются читателем-ребенком, искусственную простоту и вычурность, витиеватость языка произведения, высокий торжественный слог: «Те прелести, какие бывало читатели 30-х и 40-х годов находили в стиле Марлинского, для детей всегда останутся чужды, непонятны; детский ум не оценит стилистических тонкостей. Для детей нужен простой, сжатый и ясный язык» [22, с. 68]. От фраз в рассказе Толстого, по мнению критика, «пахнет пóтом». Назывался и главный недостаток произведения – смешение реальных и сверхъестественных явлений, сухая мораль по поводу любви к ближнему. Критик резюмировал: благие намерения Толстого не осуществились. Засодимский, писавший и для взрослых, и для детей (рассказы «Грешница», «Дурак», повести «Волчиха», «А ей весело – она смеётся», «Тёмные силы», «Старый дом» и др.), не разделял воодушевления Острогорского, Шаталова и других поклонников творчества Толстого для детей. В большей степени Засодимского волновал язык и стиль произведений, автором которых ему виделся не Пушкин, а Марлинский. Выражаясь достаточно задорно и эмоционально, он протестовал против смешения реалистической и фантастической тенденций в произведении, высказываясь за первую. Вопрос о правдоподобии интересовал