#Ученичество

| #Ученичество 2022.Выпуск 1 | #Apprenticeship 2022. Issue 1 10 дисциплин, проходимых в гимназии). Французский язык преподавала его жена. Русский язык и математику вели приглашённые учителя, а Закон Божий – православный священник. В церковь учеников не водили; лютеранин Шаден ограничивался преподаванием морали во время обеда. Говорил профессор главным образом о «правосудии, бескорыстии, любви к Отечеству, трудолюбии» [19, с. 18–19]. Жизненные установки, в соответствии с которыми протекала повседневная жизнь в пансионе Шадена, явно перекликались с постулатами Х. Ф. Геллерта о благочестивой семейной жизни и воспитании детей, которые он последовательно отстаивал в своих «Лекциях о морали» [20, с. 133–134, 176, 187–189]. Согласно пространному отзыву одного из воспитанников Шадена, будущего енисейского и саратовского губернатора А. П. Степанова, атмосфера в пансионе была открытой, дружелюбной и спокойной, лишённой подчинения и интриг. Шаден не позволял себе ни «ядовитых упрёков», ни «продолжительного гнева». Ученики были равны между собой; профессора – которого на русский манер называли «Богданом Богдановичем» – они любили «как отца родного, а друг друга – как братьев». Наград не было, но супруги Шадены иногда «ласкали» и «приголубливали» учеников, наказание же «заключалось в хорошем нагоняе, в холодном отношении». От домашнего уклада жизнь в пансионе отличалась мало: по свидетельству Степанова, «в обидах или ссорах суд и расправа были под рукой: всё прекращалось пред лицом профессора извинением перед обиженными братскими искренними поцелуями» [19, с. 18–19]. По заведённому в пансионе распорядку утром, пока профессор был в университете, супруга Шадена проверяла у мальчиков уроки. В установленные часы приходили и другие учителя. Обед проходил как семейная трапеза, начинавшаяся и завершавшаяся молитвой. В четыре часа начинались уроки самого «Богдана Богдановича». В пёстром халате и зелёном тафтяном колпаке профессор, положив ноги на скамейку, рассказывал окружавшим его ученикам о явлениях природы и о событиях в мире, чем производил на пансионеров большое впечатление. Вечером у учеников было свободное время, однако старшим позволяли играть лишь после того, как будут сделаны уроки. Ввиду тесноты комнат ученики не позволяли себе излишней активности, а обычно лежали на кроватях и слушали чтение одного из старших [19, с. 18–19]. Пожалуй, самым знаменитым из пансионеров Шадена был будущий русский литератор и историк Николай Михайлович Карамзин, прибывший в Москву в возрасте 12 лет и обучавшийся у Шадена в 1778–1782 гг. Между Карамзиным и Шаденом сразу установилась приязнь. «Я имел счастие снискать его благорасположение; он полюбил меня, и я тоже полюбил его» [21, с. 465], – вспоминал позднее русский мыслитель. Юный Карамзин должным образом изучил в пансионе немецкий и французский языки, впервые попробовал себя в ипостаси литературного переводчика [21, с. 171; 26, с. 129]. Согласно свидетельствам Карамзина (записанным позднее во время его пребывания в Лейпциге), Шаден учил пансионеров нравственности по произведениям Геллерта: «Профессор, преподавая нам, маленьким своим ученикам, мораль по Геллертовым лекциям (Moralische Vorlesungen), с жаром говаривал: ‟ Друзья мои! Будьте таковыми, какими учит быть вас Геллерт, и вы будете счастливы!”». Произведения немецкого писателя-моралиста, очевидно, надолго запали в душу воспитанника Шадена: находясь в Лейпциге – городе, где Геллерт долгое время жил и трудился, – Карамзин не мог не вспомнить время своего «ребячества», когда «Геллертовы басни составляли почти всю мою библиотеку» [там же, с. 62]. Кроме того, Карамзин отмечал, что Шаден в своей преподавательской методике действовал «не только доказательствами разума, но и побуждениями сердца, голосом внутреннего чувства и совести, примерами и картинами» [22, с. 94].