Тульский краеведческий альманах №21 2024 г

Òóëüñêèé êðàåâåä÷åñêèé àëüìàíàõ • Âûïóñê 21 • 2024 212 с покрытыми головами, прятали руки в митенки без пальцев, чего я терпеть не могла. В главных комнатах мы, господа, освещались солидного размера масляными лампами (олеином); в прочих местах действовали одни сальные свечи при неизбежных щипцах. Особенно светло было в нашем отделении, где проводили вечера, читали, шили. С Рождества, с 1862 года, наступили последние дни жизни старой усадь- бы. Готовилось наделение крестьян землёй, введение уставных грамот, оба старшие брата матери решили разделиться. Дядя Аркадий, многолетний опе- кун младших детей деда, фактически владевший Брянковом, самолюбивый и очень щепетильный, не хотел правом старшего взять себе гнездо предков, которое свято берёг и поддерживал, хотя брат охотно уступал ему малодо- ходное, ненужное петербуржцу-моряку имение. К Рождеству приехал дядя Алексей с женой, наши бывшие соседи на Офицерской. Оставшаяся за наде- лением крестьян земля, леса и проч. угодья были оценены точно на деньги и разделены на 2 части; братья положились на волю судеб и решили бросить жребий. Съехались гости, приехал отец, постоянно работавший по селениям своего участка (ближе к Жеремину). Появилась нарядная ёлка для школьни- ков, гостей, для всех крестьян, которым предстояло поздравить настоящего владельца Брянкова. Дни усердно топили. И вот, поздно ночью меня разбудили, отец на руках понёс меня сонную наверх в биллиардную. Там шумели гости; бокалы стояли повсюду. Дали и мне глотнуть шампанского, чтобы развлечь от сна. Поднесли мне мокрый бокал с бумажками. «Вынимай по одной, давай дядям». Я вынула, подала дяде Алексею бумажку с именами Брянково и Веретья, а дяде Аркадию ма- ленькую Льгину с лесом, очень ценным. По случаю раздела и уставной гра- моты выписали из Калуги возы калачей, бочонки водки и др. всякой всячины. Наступил день праздника; во дворе и в доме собралось множество быв- ших крепостных крестьян Племянниковых. Шумно пили, здравствовали но- вого барина Алексея Петровича. Вся усадьба кишела народом. Пили и гости. Дядю моряка довели до дурноты. Вечером в переполненном зале сияла ёлка. Ученики, мои товарищи и вся прислуга презабавно наряжались, пели, пляса- ли. Ходил медведь с козой, цыгане, слепые певцы с поводырями, горничные бегали в виде половых. Все получали подарки и угощенье. Стих праздник, уехали гости; иное настроение охватило жителей усадьбы – какой-то тихой грусти; и я, ребёнок, отчасти понимала его. Я заметила, как близко родное гнездо сердцу моего крестного и тёте Лизе и как чуждо и ненужно оно мо- ряку, тогда уже спекулянту, и его жене-немке. И это я, сонная, раздала так неудачно жребий братьям. Зачем так вышло, так случилось? Всем старшим бывало тяжело на душе, все молчали и крестились. Весной начались сборы к переезду в Лихвин. Тётка глотала слезы, покидая свою школу, детище сво- его сердца. Когда я смотрела последний акт «Вишнёвого сада» Чехова, мне всегда представлялось запустение милого моему сердцу Брянкова. После отъезда нового хозяина, который потом ни разу не заглянул в име- ние, начали вытаскивать всякое фамильное добро, хранившееся в старом гнезде, прелестную посуду vieux saxe 10 , чашки с напудренными пастушками, разные редкие вещи, кое-какое серебро (большая часть пошла на приданое сестёр) – много всего было. Наверху рядом с биллиардной в двух хорошень- ких комнатах с видом в сад стояли невысокие резные шкапы со старинной библиотекой, собиравшейся с XVIII в. Её так и не разбирали, книг не трогали.