Тульский краеведческий альманах №19 2022 г

211 Садовников Илья Васильевич. В прошлом – небогатый помещик, революцией полностью разорённый. Он где-то работал конюхом. Ухаживать за лошадью помогал и нам. Как-то купил отцу орловского рысака. Но в то время иметь в личном пользовании таких лошадей не принято было, и с жеребцом при- шлось расстаться. На примере старика Садовникова я имел возможность почувствовать, что такое невозмутимость духа. Он продолжал держаться с большим достоин- ством, никогда ни на кого не смотрел снизу вверх. Не все обладают качеством сохранять лицо. Он им обладал. Я это чувствовал, мне это импонировало. Несколько лет с нами в доме жил художник Батурин Виктор Павлович. Это был настоящий художник, прекрасный пейзажист. До революции он был очень популярен. С некоторых его картин делались рисунки на почтовых открытках. Помню открытку с крымским сюжетом: море, скалы, кипарисы. Одна его картина («Лес рубят») была приобретена Третьяковской галереей, несколько его картин в Яснополянском музее. Широко известны его карти- на с изображением дома Толстого, виды засеки и реки Воронки. Несколько его картин в Поленовском музее. Много в частных собраниях. У Толстых он бывал часто, дружил с Ильёй Львовичем. Я помню его картину «Илюшкин огород». В советские годы свои картины он отправлял в Америку к Толстым. Там его картины охотно покупались, а он получал переводы, но не в валюте, а в бонах 12 , которые можно было отоваривать в магазинах торгсина. У Вик- тора Павловича я учился рисованию, подолгу сидел у его мольберта, вдыхая аромат красок, лака и скипидара. А какое благоухание исходит от хороших карандашей! Научил он меня очень многому: технике рисунка, композиции, перспективе, в том числе и зеркальной, держать кисть и карандаш, палитру и муштабель. Благодаря ему я почувствовал, что такое широта русской души. В нём было что-то бакунинское. При случае он мог, как говорится, и заехать в морду. Не очень он боялся и худой молвы. Так, его первой женой была нем- ка, которую он выкупил из публичного дома. Она умерла от туберкулёза. Ког- да я слышу слово «человечище», то мне представляется художник Батурин. Силы он был невероятной. Уже старый и больной, он мог с одного раза сапож- ным ножом разрезать лист многослойной фанеры. Невероятно! И, конечно, очень дорого подростку столкнуться с таким человеком. Колоритной фигурой на алексинском горизонте был помешанный Федя («Федя-Бредя»), жертва первой империалистической войны. Раненый и кон- туженный, переболевший сифилисом, он ходил по городу, выкрикивая бес- связные слова. Часто это были военные команды или что-то связанное с госпи- талем («Доктор Козубовский!», «Порошки салол!» 13 ). Весной, когда теплело, и на мусорной свалке в овраге начинали подниматься испарения, он устраи- вался на этом «парнике», блаженствуя на солнцепёке. Мама его жалела, порой подкармливала, мыла, керосином протирала места жительства паразитов. Не брезговала. Он не стеснялся, а я получал нравственный опыт. Меня это немного удивляло, но и приобщало к представ- лению о добродетели. Мама помогала многим. Иногда появлялись какие-то монашеского вида старушки, обнищавшие дамы «из бывших». Она приду- мала работу одной «благородной девице». Считалось, что она даёт уроки ан- глийского отцу и нам с сестрой. Английскому, как я понимаю, она никого не научила. Но зато отец научил её пить водку. И, помнится, она делала непло- хие успехи. Покровительствовала мама и одному старику, тоже «из бывших». Î. ß. Ñòå÷êèí. Òðîïîþ ïàìÿòè