Тульский краеведческий альманах №14 2017 г

Òóëüñêèé êðàåâåä÷åñêèé àëüìàíàõ • Âûïóñê 14 • 2017 232 – Я к вам, Лев Николаевич, – отвечает Пастухов со страшной решимос- тью, точно махнув на все рукой. – А я на Козлову Засеку, за почтой, – весело говорит Толстой и смотрит на него с высоты коляски почти задорно и вот-вот засмеется неслышно. Но седая заросль его усов снова ершисто шевелится вокруг рта, и он гово- рит: – Ну, подождите меня в Ясной» [604]. Здесь, в Ясной Поляне, Пастухов неожиданно встречает своего сына от первого брака Алешу, с которым в предыдущую встречу поговорил не слиш- ком любезно и которого недолюбливала вздорная вторая жена Пастухова. Вчерашний молодой инженер Ижорского завода, Алеша теперь офицер са- перной роты. Война сглаживает остроту конфликта отца и сына, который ка- жется незначительным в преддверии предстоящих испытаний. На скамей- ке под Деревом бедных они трогательно прощаются и прощают друг друга. Пастухов, по замыслу Федина, обретает в Ясной Поляне опору своей «пошат- нувшейся» нравственности. Это чувство для него неотрывно от нарастающей тревоги за сына, за страну, за Ясную Поляну. «– Да, да, Алеша, да! Никогда! Так должно быть. Так... должно было бы быть... Но как же ты объяснишь происходящее? Ведь мы сидим с тобой – зна- ешь где? Где мы сидим? Ведь это сердце России! Это – Дерево бедных. Мы сидим под деревом, куда стекались люди России, чтобы научиться изжить свои беды, свою вечную бедность, чтобы услышать слово отпущения от че- ловека, который жил вот в этом доме. Ведь недаром, нет, недаром, не по глупому случаю вышел из этой земли этот человек – родился тут, рабо- тал, как господин и раб своего гения, завещал похоронить себя тут, и вон где-то рядом с нами лежит его прах в его, нет,– в нашей земле. Недаром, Алеша. Тут сердце России. И завтра, послезавтра мы его... его у нас могут вырвать! Нашу плоть, наш дух. Подумай, Алеша, как же так, почему, поче- му ты идешь,– ну, хорошо, не ты, не ты! – мы все идем от Десны, от Оки... Куда, куда? Что мы оставляем, отдаем? Что позади нас?» [611]. Толстовское начало изображено Фединым «как мерило истинно народного и совести художника. Потому-то перед Толстым, перед Ясной Поляной, где повсюду еще царит его дух, и проходят чередой герои – и безвестные красно- армейцы, что “не отказываются защищать”, и Алеша Пастухов с товарищами, и девочка, что ловила “шпиёна”, и мужики с двустволками, и рефлектирую- щий Пастухов, который тоже сквозь привычный скепсис испытал озноб вос- торга, услышав, как бьется сердце народа…» 14 . Важным фактом, как мы уже отмечали, является то, что образ Толстого выступает одной из связующих нитей, пронизывающих всю фединскую три- логию. В «Первых радостях» рассказывается о том, каким потрясением была для России в 1910 г. смерть Толстого. Это событие в изображении писателя не менее значительно, чем нарастание в это время классовой борьбы. Под знаком Толстого идет история этой страны. Едва ли подобная мысль Федина очень нравилась советским идеологам. И ее высказывание – проявление писательской и человеческой смелости Федина. В письме З. И. Левинсону 20 октября 1960 г. Федин говорил о своих личных ощущениях поздней осе- ни 1910 г.: «Смерть Толстого в моих воспоминаниях об этом годе заняла ис- ключительное место – она была болью. Астапово находилось почти “рядом” с Козловом, где я пережил это событие и видел, как его переживают люди самых разных слоев русского общества, народа (я был в последнем классе