ДОКУМЕНТ КАК ТЕКСТ КУЛЬТУРЫ.ВЫП. 4

Ориентация на библейский текст чувствуется уже в первых строках фрагмента - в описании природных катаклизмов, сопровождающих казнь Христа. В Евангелии от Луки читаем: «...и сделалась тьма по всей земле до часа девятого: и померкло солнце, и завеса в храме раздралась посередине» (Лк. 23, 44-45). Адресованный Отцу вопрос Иисуса «Почто меня оставил?» также восходит к Евангелию, являясь почти цитатным воспроизведением слов распятого Христа: «В девятом часу возопил Иисус громким голосом: Элон! Элои! ламма савахфани? - что значит: Боже мой! Боже мой! для че­ го ты меня оставил?» (Мк. 15, 34). Слова же «О, не рыдай Мене...», обра­ щенные к матери, заставляют вспомнить эпиграф к главке, оказываясь од­ новременно и неточной цитатой из Евангелия. Сопровождавшим его на казнь и сострадающим ему женщинам Иисус говорит: «...дщери Иеруса­ лимские! не плачьте обо Мне, но плачьте о себе и о детях ваших...» (Лк. 23, 27-28). Другими словами, четвертая строка поэтического фрагмента пред­ ставляет собой контаминацию евангельского текста и цитаты из ирмоса пасхального канона, ставшей эпиграфом к главе «Распятие». Итак, предлагаемое в «Реквиеме» - осмысление новозаветной траге­ дии полностью в рамки канона не вписывается. «В новой, ахматовской трагедии смерть сына влечет за собой смерть матери» (7), а потому соз­ данное Ахматовой «Распятие» - это Распятие не Сына, а Матери. Именно так прочитывается эта кульминационная сцена Евангелия в «Реквиеме». Если говорить об ориентации на Священное Писание, то в своей трактовке центрального эпизода Евангелия Ахматова ближе к Евангелию от Иоанна. В нем - единственном! - обращается внимание на то, что «при кресте Ии­ суса стояла Матерь Его..» (Ин. 19, 25), и рассказывается, как Сын Челове­ ческий в минуту страшных мучений не забыл о Матери своей: «Иисус, увидев Матерь и ученика тут стоящего, которого любил, говорит Матери Своей: Жено! се, сын Твой. Потом говорит ученику: се, Матерь твоя!»(Ин. 19, 26-27). Не может не поразить тот факт, что и Марк, и Матфей, и Лука, перечислив по имени некоторых женщин, присутствовавших при казни: «между ними была и Мария Магдалина, и Мария, мать Иакова меньшого и Иосии, и Саломня» (Мк. 15,40), - ни слова не сказали о Матери. Ахматова обращается к самому высокому, самому пронзительному из всех, которые знало когда-либо человечество, образцу материнского стра­ дания - к страданию Матери. Материнская любовь - земной аналог глубо­ ко укорененному в душе человека архетипа Богородицы. Таким образом, переоценить роль «библейского» пласта в «Реквиеме» невозможно. Проецируя все произведение в пространство смерти, «вечные образы» культуры передают основное ощущение эпохи 30-х годов - ошу- щение призрачности, нереальности происходящего, межрубежья жизни и смерти, обреченности и духовной катастрофы - трагическое предчувствие конца эпохи, гибели поколения, собственной смерти. Через символику Апокалипсиса, через образы абсурдного и перевернутого бытия «вечные 58