ДОКУМЕНТ КАК ТЕКСТ КУЛЬТУРЫ.ВЫП. 4

но, Нева, образ которой обрамляет поэму, заключает ее в кольцо. Нева в по­ эме - это одновременно и знак апокалиптического мира, и образ «Леты- Невы», «пропуск в бессмертие» - сигнал подключения ко времени вечному. Библейский контекст, выпукло проявленный в поэме, отчетливо вы­ свечивает и еще одну смысловую грань образа «великой реки». За образом Невы в «Реквиеме» угадывается и библейский образ «реки Вавилонской», на берегу которой сидит и плачет разоренный народ, вспоминая о своем прошлом. Ассоциации такие возникают не случайно: пронзительно и тра­ гично звучит в «Реквиеме» главная тема 136 псалма «На реках Вавилон­ ских...» - тема «пленения» народа-богоборца безбожной властью: «При реках Вавилона, там сидели мы и плакали, когда вспоминали о Сионе; на вербах, посреди его, повесили мы наши арфы. Там пленившие нас требо­ вали от нас слов песней, и притеснители наши - веселья...» (Пс. 136, 1-3). Если Нева в «Реквиеме» воспринимается как река Вавилонская, то ес­ тественно, что Ленинград может быть осмыслен в семантическом про­ странстве поэмы как земля разоренная, «земля чужая». Преломленные в поэме, эти библейские образы актуализируют в «Реквиеме» и еще одну от­ четливо звучащую в псалме «На реках Вавилонских...» тему вынужденно­ го молчания, или иначе - «повешенной лиры»: «...на вербах... повесили мы наши арфы» (Пс. 136, 3). Пришедшая из псалма тема вынужденного мол­ чания приобретает в поэме Ахматовой особенную остроту. Вопрос, вло­ женный в уста царя Давида, говорящего от имени древних иудеев: «Как нам петь песнь Господню на земле чужой?...» (Пс. 136, 5), перекликается с основной мыслью и пафосным строем «Эпилога»: «И если зажмут мой из­ мученный рот, / Которым кричит стомильонный народ...». (3, 29) Строки из Книги Бытия могли бы стать эпиграфом если не ко всему творчеству Ахматовой, то, по крайней мере, к двум ее трагическим десятилетиям: сна­ чала - период вынужденного молчания, затем - невозможность говорить в полный голос. «Как нам петь песнь Господню на земле чужой?...» Особен­ но органично этот вопрос вписывается в контекст «Реквиема». Образ плененного города, в котором невозможно петь, сливается в «Реквиеме» с образом города «одичалого». Эпитет «одичалая» («...По сто­ лице одичалой шли»), употребление которого по отношению к столице, городу, кажется неожиданным, также отсылает к Библии. Вписываясь в контекст 136 Псалма, образ одичалого города в то же время восходит к «Книге пророка Софонин»: «Горе городу нечистому и оскверненному, притеснителю!.. Князья его посреди него - рыкающие львы, судьи его - вечерние волки, не оставляющие до утра ни одной кости... Я истребил народы, разрушены твердыни их; пустыми сделал улицы их, так что никто уже не ходит по ним; разорены города их: нет ни одного человека, нет жителей» (Соф. 3, 1-6) Годы, проведенные героиней в тюремных очередях, названы в «Рек­ виеме» «осатанелыми». Надо сказать, что прилагательное это отнюдь не 55