ДОКУМЕНТ КАК ТЕКСТ КУЛЬТУРЫ. ВЫП.2

приходит ему на уста и «падшего крепит неведомою силой». В основной части стихотворения Пушкин, сохранив смысл молитвы Ефрема Сирина, отказывается от простого перечня четырех грехов: праздности, уныния, любоначалия, празднословия. Он объединяет два первых греха и называет их «духом праздности унылой». Большое внимание уделяет Пушкин греху любоначалия, т.е. властолюбия, которому дает название «змеи сокрытой сей». «Порок властолюбия гнездится в тайниках души, подобно скрытой змее, и может проявиться внезапно, неожиданно для самого человека показать свое ядовитое жало, разъедающее, даже пожирающее душу (ср. народную пословицу: “Если хочешь узнать человека, дай ему власть”; ср. у Достоевского: “Кровь и власть пьянят”)» (Кусков В.В., 1999: 10-11). Обращаясь к просительной части молитвы Ефрема Сирина, Пушкин на первый план выдвигает просьбу дать человеку возможность увидеть свои прегрешения, чтобы затем их преодолеть, а среди главных грехов подчеркивает грех осуждения ближнего («Да брат мой от меня не приме! осужденья»). Злословию света поэт противопоставляет такие христианские добродетели, как «дух смирения, терпения, любви и целомудрия». «Таким образом, текст молитвы преп. Ефрема' воспринимался Пушкиным необычайно личностно, в соответствии с переживаниями всех перипетий драматических событий биографии поэта. Эта молитва служила Пушкину духовной подготовкой встречи трагического исхода жизни, встречи покаянной, христиански-православной. <...> Так слились воедино два гения - гений аскетической поэзии христианства преп. Ефрем Сирин и гений русской национальной поэзии XIX в. А.С. Пушкин...» (Кусков В.В., 1999: 11). Интересно проследить эволюцию слова «молитва» в творчестве Пушкина. Если в раннем творчестве поэта адресатами молитвы были античные боги (Вакх, Венера, Купидон и др.), человек, чаще всего женщина, возлюбленная, то «в последние годы значительно повышается частотность употребления слов поля “Молитва” в их.прямом значении» (Петрова З.Ю., 1999: 208). Творчество воспринимается Пушкиным как религиозное служение, о чем свидетельствуют «Пророк» (1826), строки из «Памятника» (1836) «Веленью Божию, о муза, будь послушна...» и из стихотворения «Поэт и толпа» (1828): «Не для житейского волненья, Не для корысти, не для битв, Мы рождены для вдохновенья, Для звуков сладких и молитв». Последние слова стали декларацией высокого божественного предназначения поэзии, призванной «открывать и показывать людям божественную красоту, раскрывать ее предназначение, пестовать прекрасную бессмертную душу человека, показывая место' и роль молитвы в ее росте и воспитании. Ведь молитва очищает душу от скверны греха, она зовет к великой любви, укрепляет духовные силы, способствует торжеству добра и мира над злом и раздорами» (Кусков В.В., 1999: 9). После Пушкина к молитве как культурному тексту обращались и другие русские поэты. Несколько стихотворных молитв создал М.Ю. 74