ДОКУМЕНТ КАК ТЕКСТ КУЛЬТУРЫ. ВЫП. 14

37 стве основных репрезентантов культурных смыслов, напр.: Московия, Кукуй, Яуза, Замоскворечье, Стрелецкая слобода, Москворецкий мост и др. Однако, на наш взгляд, их функция в произведении в большинстве случаев связана с обозначением места событий. Чтобы актуализировать заложенный в семан- тике того или иного топонима этнокультурный компонент, автор прибегает к его уточнению посредством развернутого описания или этимологического комментария, напр.: «Должно быть, Москва ‒ самый большой деревянный город во всем мире! Даже мостовая и та была бревенчатая» (Акунин Б., 2017, 68); «Они кричат: «Иностранец, отправляйся на Кукуй», ‒ усмехнулся Майер. ‒ Кукуй ‒ это ручей, на котором стоит Иноземская слобода. Там ве- лено селиться всем иностранцам…» (Акунин Б., 2017, 45); «…русская дерев- ня Неворотынская названа так, потому что у московитов тут всего два поселения, и второе называется Воротынская, поскольку принадлежит стольнику Воротынскому» (Акунин Б., 2017, 35). Ярко представлен этнокультурный компонент в единицах, являющихся средством номинации предметов быта: строений, традиционных блюд, одеж- ды и деталей одежды, обуви, напитков, блюд и др. Данные единицы в романе достаточно частотны и так же используются автором с пояснением, данным иностранцами: «На прилавке, среди мутных, пахучих луж, стояло блюдо со скользкими грибами, миска с черной, клейкой на вид массой, еще лежали не- сколько ломтей хлеба, а кислая капуста была вывалена горой…» (Акунин Б., 2017, 45); «Русские не копят и не солят убоину, ленятся <…>. А к гнилью они равнодушны, варят из нее капустный суп под названием stzchi и с удо- вольствием поедают» (Акунин Б., 2017, 47). Особо следует отметить единицы, представляющие собой качественную характеристику русских по их привычкам в еде, гигиене, речевом поведении, напр.: «Почему чесночники? ‒ спросил Корнелиус. Лейтенант объяснил, что русские начисто лишены обоняния. При нездоровом пристрастии к мытью <…>, московиты совершенно равнодушны к дурным запахам, а главная их пища ‒ сырой лук и чеснок» (Акунин Б., 2017, 35); «Вот и застава, ‒ вздохнул Майер, вынимая кожаный кошель <…>. ‒ Сейчас будем с таможней торго- ваться. Это называется sobachitza или lajatza, такой иноземный обычай… Они будут кричать, я тоже буду кричать» (Акунин Б., 2017, 67). Широко и разнообразно представлена в романе фразеология. Показате- лен характер употребления устойчивых единиц в зависимости от времени изображаемых событий. Обращаясь к XVII столетию, автор выбирает фра- зеологизмы общеупотребительные, относящиеся к пассивному запасу с точки зрения современного узуса или явно архаичные, напр.: выйти сухим из воды, вить веревки, коса ‒ девичья краса, лезть на рожон, ломать шапки, все в руце Божьей. Конец XX столетия отмечен яркой жаргонной идиоматикой: вша поднарная, крысячить у папы, поехали мозги, повело в глюки, лепить горбатого и др. 3. Грамматический уровень. Среди грамматических способов актуализации этнокультурных смыслов отметим частотность сочетаний с компонентом «русский», его производны-