Университет XXI века: научное измерение

Русский язык и отечественная литература. Теория и дидактическая практика 199 што запросит, то ему и дам» [3, с. 164]; «что он у Бога ни попросит, все ему будет дано» [5, кн. 2, с. 267]. Зерно сюжетов СУС 671 Е* Чудесный мальчик и 725 Нерассказанный сон + 671 Три языка – необычные способности: юные герои разгадывают сны и / или понимают язык вещих птиц. В речи героев доминируют формулы-иносказания: « Смотри же, станет он тебе сон разгадывать и попросит половину того, что ле- жит под печкою; ты ему половины не давай, давай одну четверть » [4, т. 2, с. 213]; « Соловей предвещает, что придёт пора-время, будете вы мне служить: отец ста- нет воду подавать, а мать полотенце – лицо, руки утирать » [4, т. 2, с. 223]; «…тебе этот ворожец выворожит; и ты ему отдавай, – говорит, – первое счастье, а он у вас будет просить последнее счастье»» [11, с. 284]; «ён будя просить за труды медведя, – ты не давай; половины будя просить и то не давай. <…> ты посули ему третью часть медведя, он и то согласится» [5, кн. 1, с. 326]; «всего сна ему не отдавай, а дай половину» [7, с. 387]. Очевидное несоответствие гендерным предписаниям являет собой активная девочка в сюжете СУС 875 Семилетка . Прозвище здесь вполне характери- стично: переход из младенчества в отрочество мыслится в фольклоре как иници- ация, то есть обретение новых знаний и сущностей. В качестве постоянных ком- понентов сюжет располагает загадками – испытанием смышленой девочки: «Что всего в свете сильней и быстрее, что всего в свете жирнее, что всего мягче и что всего милее?» [4, т. 3, с. 19]; «Что на свете жирне?...Что на свете быстре?...Что на белом свете голосисте?» [8, с. 67]. Элемент театральности, буффонады, гро- теска привносят формулы-описания визита героини к антагонисту: «сбросила се- милетка всю одежу, надела на себя сетку, в руки взяла перепелку, села верхом на зайца и поехала во дворец» [4, т. 3, с. 20]; «розболакатса донага, вешат два ар- шина кисеи на право плечо, зайца промежь ног, перепёлку в праву руку и пошла к царю» [8, с. 68]; «Ремешкой опутала сама себя и на ноги обула коты, а села на барана, взяла с собой кошку и поехала к царю в гости» [5, кн. 1, с. 225]. Таким образом, сказочная обрядность в новеллистических сказках с персо- нажами-детьми (предсказание судьбы, завет, иносказание и др.) обеспечивает це- лостность и убедительность образов, конкретизирует авантюрно-приключенче- скую направленность сюжета, способствует кристаллизации жанровой формы. Литература 1. Зуева Т. В. Русский фольклор : слов.-справ. : кн. для учителя. М. : Про- свещение, 2002. 2. Сравнительный указатель сюжетов. Восточнославянская сказка / сост. Л. Г. Бараг, И. П. Березовский, К. П. Кабашников, Н. В. Новиков. Л., 1979. 3. Северные сказки : сб. Н. Е. Ончукова. СПб.: тип. А. С. Суворина, 1909. 4. Народные русские сказки А. Н. Афанасьева в трех томах / Изд. подгото- вили Л. Г. Бараг и Н. В. Новиков. М., 1984–1985. 5. Великорусские сказки архива Русского географического общества : сб. А. М. Смирнова : в 2 кн. СПб. : Тропа Троянова, 2003.